Zевс

– А вы можете еще раз пройти мимо этой двери? Извините… Мы тут понять не можем…

Плохо соображая, что происходит, Кирилл все-таки вернулся, поднялся на полпролета, медленно спускался, неотрывно смотря на дверь с цифрой «шесть». Совершенно невзрачную дверь. Сколько раз пробегал не глядя. Сейчас за ней вставало что-то страшное.

– Не пойму, – разглагольствовал обстоятельный и какой-то очень семейный сосед. – Вроде, немного пахнет… Стучим – не открывает. Тут ведь старушка живет, восемьдесят семь лет ей, что ли… Может, в деревню уехала, летом она вообще оттуда не приезжает, а какое-нибудь мясо оставила на столе, и вот… тухнет… А может…

Кирилл настороженно смотрел под цифру «шесть»; ему казалось (как говорят в таких случаях – кожей чувствовал), что за ним наблюдают через глазок. Может быть, наблюдает сама смерть. Играется. Пока не вызвали участкового и не выкурили ее из квартиры – искать другое временное убежище.

– Нет, не чувствую… Извините.

И Кирилл почти побежал.

Он хорошо помнил, когда впервые подумал о «неведомой смерти»: Света. Света. История Светы. Когда, с расширенными от ужаса глазами, наблюдал за феноменом смерти «ВКонтакте». Когда на твоих глазах разворачивается мрачная пляска неизвестности. Открываешь «Новости». И ничего поначалу не можешь понять. Читаешь один статус, второй, третий и с нарастающей тревогой понимаешь – что-то случилось. Но эти статусы так траурно-возвышенны и оттого – так отвратительно неконкретны, что хочется материться. Конкретнее! Четче! Что случилось?.. Смерть разливается по френд-ленте как будто играет с тобою в прятки, и ты уже мечешься в панике по страницам, пишешь сообщения, пока не натыкаешься (здесь подойдет хорошее слово: напороться) на фото, спешно зачерненное по краям… И здесь ты узнаешь – кто. Первый тайм игры в прятки выигран. Или все-таки проигран?

Ведь Она продолжает водить.

Потом этого знания, ответа на первый вопрос «кто?» становится так много, что хочется его выблевать, вместе с трауром, который богато иллюстрирует всю твою френд-ленту, адреса-пароли-явки…

Кирилл спустился под землю недлинным эскалатором. К уже захлопывавшимся дверям не побежал, а шагал с достоинством, и спешащие обтекали его. Остановился, ожидая, и огни состава, идущего в противоположном направлении, бежали будто навстречу Кириллу в кафеле, играли с колоннами: как ложное солнце, прибывал ложный поезд метро.

Второй тайм игры в прятки: ты не можешь ответить на все остальные вопросы: как, когда, почему?.. О причинах смерти говорить неприлично. Даже когда неестественность этих причин (ведь молодость!..) прямо-таки бросается в глаза. Спросить? У кого?.. У близких друзей?.. Как-то нелепо лезть с расспросами, да даже и со слишком активным сочувствием. Ведь – молодость!.. – ей всегда сопутствует странное желание играть со смертью, видимо, оттого, что она должна быть далека. Близких друзей всегда легко угадать, и они тоже будто странно играют, все как один выставляя на аватарки совместные фото с…

И несколько дней отравлены: ты заходишь и заходишь на ту страницу в социальной сети, где все – фотки, ссылки, статусы… – застыло раз и навсегда, как мир букашек в янтаре. Будто есть потребность читать все новые и новые записи на стене, часто – нелепо пышные – и как раз от малознакомых; нелепые стихи. Потом забывается. И ты, бывает, вздрогнешь, увидев френда («официально», как аккаунт, он все еще жив), например, в списке именинников. И снова, обмирая, заходишь туда, читаешь новые возвышенные стенания… Страница, от которой навсегда утеряны ключи, болтается по морям, неуправляемая, как брошенная шхуна. А где-то через год автоматика закроет и ее, и если увидишь в списке френдов, то серым пятном уже. Это долгий-долгий взрыв звезды: от вспышки, ослепившей, отравившей и поглотившей всех, – до холодного и невзрачного «белого карлика» в финале.

Вглядываясь в свое отражение, бледное, непрорисованное, поверх которого шли буквы: «Не прислоняться» – и царапинами кинопленки бежал тоннель, Кирилл подумал, что больше всего его пугает… пожалуй… неконкретность. Неопределенность. Да. Он терялся, когда что-то начинало идти по сценарию, будто написанному кем-то другим, и с ним начинали играть, как с мышью, которая еще не видит кошку. Вот тот же Леша теперь играет. Объявился вдруг годы спустя и опять пропал, не звонит. Это нервировало, да. Да не то чтобы он ждал, нет. Но после того разговора (после той, с потными руками на руле, героической поездки) Кирилл как-то все время имел в виду: Леша должен позвонить. Какое-то дело. Чепуха, скорее всего (или денег хочет занять?), но это почему-то странно держало внимание.

Появился из ниоткуда и пропал. Так ведь не делается…

Выход на поверхность, на свет божий… До тихой набережной имени Академика Туполева ему шагать ровно двадцать минут.