Зга Профилактова (СИ)

- Моя жена права, а я нет. Она ждет возвращения мужа, чтобы накормить его, обогреть, приласкать... может, у нее как раз в этот вечер сексуальные мечты и грезы в сердце, а он вваливается пьяный, мерзкий...

Итак, он принял позу оратора, отчасти, может быть, и пророка. А мне воображалось, что скользит уже тенью, подкрадывается его жена, заносит над головой бедолаги кулак или кочергу. Может быть, веник или швабру. Для нее сущий пустяк свалить его с ног, он в сравнении с ней все равно что пушинка, пух одуванчика.

- Пьяный, мерзкий... - повторил я, находя немалое удовольствие в мысленном начертании картин интимной жизни этих двоих, кучерявого Ниткина и его жены. - И вот эта женщина, которая стоит неизмеримо ниже тебя в своем развитии, поднимает на тебя руку только за то, что ты на несколько часов потерял облик, которым она привыкла восхищаться.

- А что же ей делать? - воскликнул мой друг. - Рукоплескать мне?

- Живая жизнь, которая мне, конечно же, люба и за которую ты так горячо ратуешь... маячишь тут перед глазами и ратуешь, живая жизнь совсем не в том, чтобы кто-то там давал волю рукам...

- Но она в отчаянии, - перебил он взволнованно, взглядывая еще выше, далеко вверх, как если бы там из облаков выставился ясный и прозрачный образ его жены, при обозрении нашего уличного свинства заламывающей руки, - она в гневе, она ослеплена гневом... посмотри! - И этот пьяный человек простер к небесам руки. - Ею можно гордиться, перед ней следует благоговеть, она жалуется и сетует, она скорбит и сокрушается... это и есть живая жизнь!

Я не разделял с ним его умоисступления, тем более что на меня никакого впечатления не произвело бы, появись между облаками и впрямь нечто схожее с его благоверной.

- Ой ли! - усмехнулся я небрежно. - Ослеплена, говоришь? А мне кажется, что она как раз все очень точно и тонко рассчитывает. Когда ударить и в какое место, в каком направлении проволочить тебя по полу... И накидывается она на тебя, отлично зная, что ты изнурен выпивкой и не в состоянии дать отпор. Знаешь что, убей ее!

- Убить свою жену?

- Перестань считать ее своей.

- А зачем тогда убивать?

- Слушай, - сказал я, - все, что я узнал тут о твоей жизни и о расчетах твоей жены, о видах ее на тебя, на твою слабость - это только полбеды.

Парень, судорожно дернувшись всем телом, как бык, которого ударили электрическим током, выкрикнул:

- Это вообще не беда! Если бы она действительно все рассчитывала, она, может быть, и вовсе не подняла бы на меня руку, даже наверняка бы не подняла. Она подумала бы: он завтра станет сильнее, чем сегодня, вдруг он решит отомстить мне?

- И вот тут-то и начинается настоящая беда. Она превосходно знает, что ты не будешь мстить ей. Тебе не придет это в голову. И этого для существа малоразвитого достаточно, чтобы чувствовать себя правой и безупречной. Ей безразлично, что она, ругаясь последними словами и пиная тебя, тем самым роняет свою честь. Ведь она вершит справедливую расправу! Чего же ей еще желать? Она как бы и не теряет ничего, никакой чести. Ей, в сущности, нечего терять, во всяком случае из того, что не имеет отношения к материальному достатку. Если бы ей сказали: выбирай, терпеть тебе всю жизнь пьяного мужа, но жить в достатке, или иметь мужа трезвого и послушного, но жить в нищете, она, не сомневаюсь, выбрала бы первое. Она нашла бы даже некоторое удовольствие в том, что муж частенько вползает в квартиру на четвереньках. Говорить с таким не о чем, зато, внушает она себе, меня окружают горы хрусталя, у меня есть роскошная шуба и драгоценности, а мужа я бью. Вот моя нога с ужасающей силой опускается на его грудь...

- Я обычно на живот падаю, - возразил Ниткин строго.

- Почему же?

- Не могу знать, - бросил он отрывисто. - Но как с твоим котенком, он, если ты его швыряешь с какой-нибудь высоты, падает непременно на лапки, так, в общем и целом, и со мной. Другого объяснения нет.

Нет, не нравились ему мои вопросы и мои суждения. Раздраженный, он, может быть, уже и кулаки сжимал. Я стал на всякий случай приглядываться; а между тем и говорил:

- Хорошо... Так вот, она думает, твоя жена: я попираю это ничтожество ногами, а он только покряхтывает. Я вытираю об него ноги! Да так оно, пожалуй, и происходит. Бедный Ниткин! Твоя женщина бьет тебя просто потому, что вдруг забывает о твоем превосходстве, не ведает, что жизнь могла бы поставить ее перед тем мучительным выбором, о котором мы тут толкуем, и поддается грубому влечению сердца. Как все нечистоплотно! Видишь ли, парень, теперь мы вправе перейти от вопроса о потере чести, если таковая женщине вообще присуща, к вопросу, обладает ли она достоинством. Рассуди! Она, которая согласна работать на тебя, чтобы ты мог оставаться творческим и культурным работником, интеллектуальным украшением семьи, все же находит целесообразным и допустимым бить тебя за определенные провинности. А это означает не только ее условное право в чем-то тебя ограничивать, но и реальную власть над тобой.

- Ты в состоянии объяснить природу этой власти?