Зга Профилактова (СИ)

- Затрудняюсь поверить, что ты не обманулся некой видимостью, - задумчиво произнес Вадим, выслушав мой рассказ. Запустив пятерню в свою роскошную шевелюру, он взъерошил изящно, как-то гладко вьющиеся волосы. При этом он сознательно старался выглядеть солидно и убедительно, странным образом не ведая, для чего это ему, а только предполагая смутно, что ему понадобится, и очень скоро, в чем-то решительно и даже, может быть, грубо убеждать меня, на чем-то резко и бесповоротно настаивать. - Я даже не о той черноте, - продолжал он с некоторой проникновенностью, - я только о самом названии. Вот если бы этот Профилактов произвел его не из так или иначе существующего слова... Если бы он взял что-то новое, прежде никак не бывшее... Небывалое слово могло бы подразумевать нечто истинное, хотя бы просто потому, что там, возможно, небывальщина и домыслы, просто-напросто ничто, а должно же как-то отсутствие присутствия быть обозначено и озвучено. Производное же слово, становясь названием, хочешь не хочешь, а накладывает некий прежде бывший смысл на новую реальность, и это поневоле внушает сомнения.

Я терпеливо дослушал брата, а затем сурово возразил:

- Ничего не помню о сомнениях и не вполне допускаю, что они имели место. Я сразу поверил в этого Профилактова и его трактат, и чернота, которой Жабчук по-прежнему упорно не замечал, для меня оставалась непреложным фактом. Что меня по-настоящему заинтриговало, так это весьма перспективная проблема зги и прежде всего вопрос, где Профилактов ее, новую реальность, нашел и разглядел - внутри или вне себя.

Вадим едко рассмеялся:

- Вот ты и очутился сразу в дебрях, - скалил он зубы. - Ведь этак для того, чтобы осмыслить ситуацию, в которой мы с тобой рассуждаем о каком-то Профилактове и, можно сказать, перебираем да перемываем его косточки, понадобится, глядишь, кто-то третий. Тот, для кого в окружающей нас атмосфере и обстановке не останется никакой непроницаемости и кто в первую голову постигнет именно нашу с тобой суть, а потом уже смысл нашей... позволь выразиться так: нашей болтовни. И я тебе говорю: не нужно доводить дело до подобного вмешательства, до такого абсурда. Известно же, что я человек деятельный, настойчивый и неуступчивый, в каком-то смысле даже героический. А ты всего лишь катишься по воле волн.

- Эту проблему третьего ты высосал из пальца, и чтобы разрешить ее, достаточно вспомнить о Боге. Он все видит, знает и понимает. А если тебе этого недостаточно, можно и перемахнуться, подраться, в действии-противодействии испытать прочность этой самой непроницаемости, о которой ты очень даже некстати, на мой взгляд, заговорил.

Обдумывая мои слова, брат приготовил кофе, сел пить из красивой чашечки.

- Предпочитаю в подобных делах обходится без Бога, - сказал он сухо, - уж лучше пусть будет кто-то третий. Им может стать мой друг Федор, благо он живет в этом самом Поплюеве. Но и Федор тебе скажет, что в этой зге, как и во всем творчестве пресловутого Профилактова, как и в том, что тебя там, в Поплюеве, охватило странное волнение, нет ничего серьезного. Это предпосылки, мои и Федора... И скажи-ка, братец, ты, когда поддался чуждости Бог весть откуда и для чего возникшего Жабчука и уступил его влиянию, ты подумал о предпосылках? Вспомнил, что есть предпосылки как таковые, и что у всякого дела имеются свои предпосылки, и что прежде, чем за что-то браться, следует призадуматься о предпосылках к этому и немножко осознать, нужно ли...

- Ты о причинах, да? Так тогда давай сразу о причинах всего...

- Я о том, что в Поплюеве все на редкость несерьезно, и это, если смотреть отсюда, заведомо, неопровержимо и неустранимо, а ты, пожалуй, успел-таки там погорячиться и наделать глупостей.

- Напротив, я сразу, с первой же минуты, как только Жабчук произнес это слово - зга - настроился на серьезный лад. Почему так случилось, я разбирать не стану. Неправильно будет тут конструировать задним числом. Что случилось, то случилось. Я попробовал еще там, на горе, у монастырской стены, разузнать кое-что нужное мне о Профилактове, но я знал уже, что бы мне ни сказали, ни нашептали - хотя бы и улыбаясь вкрадчиво или лукаво при этом - я все равно пойду вниз, в город, побегу к той черноте и буду искать следы умершего философа, пытаясь восстановить его жизнь, а некоторым образом и его труд, его трактат, то есть эту самую згу, им обнаруженную и воспетую. А Жабчук и не мог толком ничего мне сообщить. Профилактов, по словам этого проныры, жил уединенно и скрытно, мало с кем общался, и даже о его философском даровании узнали окольными путями. А когда он умер, да так, что и тела его не нашли, дом, где он с некоторых пор нашел приют, был почти тут же продан, и в нем теперь должны быть новые жильцы, но их и в глаза никто не видывал. Но что эта возня! Что баба, продавшая дом и не позаботившаяся о сбережении трактата! Я еще на той горе, не сходя с места, закричал, каким-то образом взбешенный, в лицо собеседнику:

- Что какой-то Жабчук, начертавший мне, сам того не желая, путь в нечто неизведанное и грандиозное!