Жаботинский и Бен-Гурион: правый и левый полюсы Израиля

Харель созвал редакторов ежедневных газет и проинструктировал их, как следует освещать в печати произведенные аресты. После этого он уже не в силах был контролировать журналистов – хотя, похоже, в глубине души рад был тому, что случилось позднее. Газеты, в том числе зарубежные, заполнились шквалом статей одна страшнее другой, в которых авторы, не имея достоверной информации, дали волю воображению, пугая читателей египетскими ракетами, несущими боеголовки с химическим или бактериологическим оружием и за считанные минуты способными долететь до столицы Израиля. Отмечалось, что ракетная программа Египта осуществляется при поддержке Германии, на совести которой газовые камеры и шесть миллионов еврейских жизней.

Оппозиция усилила натиск на премьер-министра, называя его аморальным и беспринципным. Газеты припомнили ему рукопожатие с Аденауэром, возмущённо писали, что Ганс Глобке, статс-секретарь аденауэровской канцелярии, в 1936 году был комментатором Нюрнбергских расовых законов, а Теодор Оберлендер, министр по делам беженцев, переселенцев и пострадавших от войны, был политическим руководителем батальона украинских националистов «Нахтигаль». Премьеру напомнили, что в государственных учреждениях «новой Германии» – любимое выражение Бен-Гуриона, ставшее предметом для издевательств и едких комментариев, – служат бывшие нацисты, а две трети сотрудников западногерманского МИД во времена рейха состояли в НСДАП. Симпатиями к нацистскому прошлому некоторые газеты объясняли нежелание немецкого правительства прекратить деятельность своих граждан, враждебную еврейскому народу.

Правительство Израиля уже не могло отмалчиваться, понимая, какие негативные чувства вызывает у евреев одно лишь слово «Германия». Но поскольку Бен-Гурион по-прежнему находился в отпуске, кабинет министров поручил Голде Меир выступить в Кнессете с публичным заявлением, разъясняющим позицию правительства.

20 марта она вынесла на обсуждение депутатов Кнессета текст резолюции, обращённой к народам мира и осуждающей немецких учёных, работающих на Египет. Сдержанное заявление породило скандальные дебаты. Бегин, лидер Херута, с трибуны Кнессета срывался на крик, обвиняя МАПАЙ в предательстве интересов Израиля: «Вы поставляете им наши автоматы «Узи», а немцы снабжают наших врагов бактериологическим оружием!» Голда Меир вынуждена была отвечать Бегину в той же тональности, резко и грубо, но она ни словом не обмолвилась, чтобы защитить от нападок германскую политику Бен-Гуриона, с которой была несогласна.

Лишь 24 марта, осознав, что он совершает ошибку, не уделяя должного внимания критике своей германской политики, Бен-Гурион прервал отпуск и вернулся в Тель-Авив. Ему шёл 77-й год, политическое чутье и интуиция стали заметно ослабевать, прежней энергетики, силы воли и авторитета, способных подавлять собеседников, уже не было – оставались одни лишь эмоции и уверенность в своей правоте и непогрешимости. Только этим можно объяснить то, что вместо успокоения израильтян, напуганных броскими газетными заголовками, он сконцентрировался на сведении счётов с Бегиным – одержимый навязчивой идеей, что если Херут победит на выборах, то наступит конец Израиля. Выступая в Кнессете 13 мая, он сделал чудовищное заявление, свидетельствующее о потере способности реально оценивать ситуацию. «Если Бегин придёт к власти, – предрекал он, предостерегая, как ему казалось, страну от чудовищных последствий, – то он заменит командование армией и полицией своими людьми и станет править страной так же, как Гитлер правил Германией, прибегая к грубой силе для подавления рабочего движения, он разрушит государство».

Казалось, конфликтуя с Бегиным, он потерял ощущение реальности (хотя чувства меры в полемике у него никогда не было), но тем удивительнее станет примирение заклятых врагов (об этом в следующей главе, «Примирение с Бегиным»), подтверждающей, что в жизни, как и в политике, нет ничего невозможного. Ждать примирения осталось недолго, каких-то четыре года.

15 июня 1963 года взволнованная Голда Меир ворвалась в кабинет Бен-Гуриона и гневно обрушилась на него: она, второе лицо в правительстве, получила сообщение из западногерманской печати (от неё это скрывалось!), что израильские солдаты на военных полигонах Германии учатся овладевать новой техникой. Понимая, какое возмущение назавтра вызовет эта информация в израильском обществе, если будет опубликована, она потребовала дать указание военной цензуре изымать любое упоминание о пребывании израильских солдат на немецкой территории. К её удивлению, Бен-Гурион отказался от этого шага, заявив, что не может превышать свои полномочия. Она резко высказалась по поводу его германской политики и в ярости ушла, думая, что ей следует предпринять, чтобы предотвратить новую бурю.