Жаботинский и Бен-Гурион

Сперва декларация Бальфура была одобрена кабинетом министров Великобритании. Преподнесена она была осторожно. 2 ноября 1917 года она была опубликована в виде письма лорду Ротшильду. Но независимо оттого, в какой форме она была презентована, лорд Бальфур от имени правительства Великобритании обещал способствовать созданию в Палестине еврейского национального очага:

«Правительство Его Величества с одобрением рассматривает вопрос о создании в Палестине национального очага для еврейского народа и приложит все усилия для содействия достижению этой цели; при этом ясно подразумевается, что не должно производиться никаких действий, которые могли бы нарушить гражданские и религиозные права существующих нееврейских общин в Палестине или же права и политический статус, которыми пользуются евреи в любой другой стране».

Позже в этой хитро составленной фразе радикальные лидеры арабского националистического движения выискали лазейку, позволившую им, учитывая обещание не производить никаких действий, способных повредить интересам существующих нееврейских общин в Палестине, требовать прекращения еврейской иммиграции. Раз новые эмигранты готовы работать за полцены — то, отбирая рабочие места, они ущемляют гражданские права арабов. Циничная логика, которая, тем не менее, срабатывала.

Через четыре дня после опубликования декларации Бальфура по предложению Вейцмана для практической реализации заложенных в ней принципов была создана Сионистская комиссия (Собрание депутатов)[20] — ее Председателем автоматически стал Хаим Вейцман. Она стала представительным органом ишува, и британская администрация выделила ей ряд функций внутреннего самоуправления. В апреле 1918-го члены комиссии прибыли в Эрец-Исраэль.

Но какими бы ни были истинные мотивы и намерения англичан — благодарность доктору Вейцману за его выдающееся изобретение или хитроумная «пропагандистская акция», ставящая целью привлечь на сторону Антанты немецких и палестинских евреев, — немалая заслуга в появлении декларации Бальфура принадлежала бойцам Еврейского легиона и лично Зееву Жаботинскому. Активной политикой он заставил Лондон сделать официальное заявление о праве евреев создать в Палестине еврейский национальный очаг.

Что же еще? Дело, вроде бы, сделано! Для всех, но не для евреев.

По итогам Первой мировой войны на политических картах появились новые государства, в том числе арабские, возникшие на руинах Османской империи: Ирак, Сирия, Саудовская Аравия, Трансиордания… Еврейское государство так и не было создано.

В 1920 году декларация Бальфура легла в основу решения конференции Лиги Наций относительно будущего Палестины. Но зачастую международные соглашения не стоят даже той бумаги, на которой они записаны. Танки, самолеты и автомобили требовали все больше и больше бензина, и когда в тридцатых годах нефтяные потоки хлынули с Аравийского полуострова, развитые страны подсели на нефтяную иглу и забыли об исторической справедливости и об условиях, на которых в Сан-Ремо Великобритания получила мандат на Палестину.

Хагана — иерусалимская самооборона

После капитуляции Турции Жаботинский вернулся к политической деятельности. Еще находясь на воинской службе, 6 января 1919 года он возглавил политический отдел Собрания депутатов, став посредником между сионистской организацией в Палестине, английской военной администрацией и штабом генерала Алленби. Настало время практической реализации декларации Бальфура, время строительства еврейского национального дома. Так думали многие, в том числе Жаботинский.

Убедив лидеров еврейских организаций в благих намерениях, англичане не спешили их выполнять; они покровительствовали арабам, выступавшим против расширения еврейского присутствия в Палестине, и тайно снабжали их оружием. В июле 1919 года Жаботинский направил письмо командующему английскими войсками генералу Алленби с описанием многочисленных фактов антисемитизма, проявляемых британской администрацией, поощрявшей арабов к враждебным действиям, и попросил его о личной встрече. Генерал отказался с ним встретиться, а на факты, изложенные в письме, отреагировал просто: отправил Жаботинского в отставку, сохранив чин офицера.

Сняв военный мундир, Жаботинский поселился в Иерусалиме и вызвал из Одессы жену с сыном. Расставшись в августе 1915-го, он не предполагал, что их ожидает четыре с половиной года разлуки. Им еще повезло. Сколько семей, разделенных Первой мировой и гражданской войной, никогда больше не встретились, развеянные переменчивым ветром по странам и континентам, лагерям беженцев, концлагерям — и безвестно исчезли, оказавшись за наглухо закрытыми границами Совдепии. Но в августе 1919-го власть в Одессе перешла к Добровольческой Армии, и счастливчики, успевшие выехать до февраля 1920 года, превратившего Одессу в прямом и переносном смысле в красную Одессу[21], избежали всего того, что ожидало оставшихся: НКВД, коллективизации, Голодомора…