Юлиан Зайз отрицательно покачал головой.- Про запреты не сказано. Якобы люди при изобилии сами не захотят умных занятий.- Фигня! – припечатала Аслауг.- Фигня, - согласился он, - через 30 лет после издания, авторы сами сказали, что конец истории по неооптимизму, ниоткуда не следует. И желающие заняться какой-то темой совершенствования, получат море ресурсов. Вопрос лишь: сколько будет желающих?- Хоть семеро на миллион, - сказала голландка, - при изобилии ресурсов и натуральной ориентации науки, этого достаточно, чтобы за полвека дотянуться до звезд.- Жабы жаждут звезд? – передразнила Ликэ фразой из рэп-Z-рэйв хита Чоэ Трэй.- Да! А чем мы хуже жаб?- Не знаю, Аслауг. Возможно, дела с научной этикой у нас обстоят хуже, чем у жаб.- Хуже в каком смысле?
Бельгийка сделала паузу, допила пиво, и покатала ладонью по столу пустую бутылку.- Видишь ли: только та научная этика на что-то годна, которая может себя защитить.- У Ленина так сказано про революцию, - ввернул Юлиан.- Представь: я знаю. Но это верно для научной этики тоже. Мы, ученые, грубо говоря, просрали нашу этику еще до миллениума. Наука XXI века, это:…Либо что-то вне связи с текущей жизнью, как мои динозавры и адские свиньи.…Либо торговля мечтами о том, что сетевые гаджеты смогут вмещать в триллион раз больше информационного мусора и перекачивать его в миллион раз быстрее.…Либо что-то биомедицинское, проводимое предельно медленно, а если, несмотря на медлительность, появится перспектива важного прорыва, то тема сразу закрывается.…Либо политическая теология на темы противодействия догматическим глобальным угрозам, с заранее оплаченным выводом о том, что глоболигархия все делает верно.- Но 4 года назад многое изменилось! – возразила Аслауг.- Это ты сменила род занятий, - поправила Ликэ, - теперь ты интермедиат МАГАТЭ по связям с ядерной инженерией в Верхней Ливии, а наука для тебя стала хобби. Если же посмотреть на структуру науки изнутри, то не изменилось. Это надоело даже мне, и я дополнила свои темы сначала биокриминалистикой, а теперь еще кое-чем. Мы с тобой редкие случаи. А наука продолжает гнить, как дерево с корнями в отравленном грунте. Отравлена научная этика, потому что мы хлопали ушами, пока наши самые сволочные коллеги получали гранты за придание наукообразия всякому политическому бреду.
Аслауг энергично разрубила воздух ребром ладони.- А что было делать? Объявить им джихад и взрывать тринитроглицерином?- А мозг на что? - Ликэ выразительно постучала себя пальцем по лбу, - мы могли бы с легкостью торпедировать работу таких субъектов множеством способов. Мы могли бы вбрасывать конкурирующие темы, вытеснять и проваливать. Мы могли сливать самых бездарных и скандальных студентов и младших сотрудников в группы этих субъектов, наконец, мы могли бы подвергать их остракизму и креативному хейту. Но мы этого не сделали, и теперь почти вся наука Европы превратилось в трэшевую киностудию. - Подожди, Ликэ! Ты действительно считаешь, что нам следовало превратить научное сообщество в гадючник вроде средневекового Ватикана?- Да, поскольку без этого научное сообщество стало худшим гадючником. - Ладно, - голландка вздохнула, - так или иначе, это не сделано, и шанс упущен.- Вообще-то, мне кажется, что шанс не упущен, - возразил Юлиан.- У тебя какая-то теория? – спросила Ликэ.