Жадина

— Ты это говоришь, потому что мы в полумраке, и ты утыкаешься в меня? Чтобы я больше боялся?

Она смеется, в этом смехе есть нечто дикое, хотя он и тихий. Кажется, словно темнота скрывает не мою подругу, а хищника, совершенно ничем со мной не схожего.

— Нет, — говорит она. — Я просто думала, что лучше мир перевернется, чем я сделаю это. Думала, вот бы случилось что-то такое, чтобы все обо мне забыли. Чтобы не нужно было больше думать об этом.

Я глажу ее по волосам, они спутанные, тонкие колечки, не видные в темноте.

— Ты не виновата, — говорю я. — Все произошло не потому, что ты так хотела. А потому что произошло. Хочешь историю на ночь? Но только она грустная.

— Хочу историю на ночь, — отвечает Ниса. — Даже грустную. Но можешь и плеер дать.

— Нет, — говорю. — Слушай историю на ночь. У Атилии был кот. Я его тоже любил, но это был кот Атилии. Его звали Вергилий, как поэта и как парня из книжного магазина, в которого Атилия влюбилась в четырнадцать, но никому, кроме меня, не сказала. Вергилий был хороший кот, но жил недолго. С ним случился несчастный случай, он как-то неудачно упал, хотя прежде я считал, что с котами такого не бывает. В общем, у него отказали лапы. Никто не мог принять решение. Я не хотел, чтобы кота усыпили. Атилия любила его. И даже папа, который посылал на смерть солдат, не мог сказать, что нужно усыпить кота. Сказала мама. Она за всех нас сказала, что нужно усыпить кота, приняв решение, которое все мы осуждали. Она показалась нам бесчувственной, но сделала для нас самое главное. В конечном итоге, Ниса, это были не мы, те, кто первые об этом сказали. Мы усыпили кота, он теперь спит под землей, наш грустный кот, а Атилия до сих пор хранит его фотографии. Мама потом, когда уже все мы отгоревали, через много лет, плакала и говорила, что сказала это, потому что она злая, потому что не хотела возиться с несчастным животным, ставшим инвалидом. Но правда была в том, что и мы не хотели, но боялись признать. Это грустная история, потому что все любят котов.

— У меня есть свитер с котом, — говорит Ниса. — А в чем мораль твоей истории?

— Она неочевидная. Вина заставляет нас думать, что мы делаем что-то неправильное, но иногда это не так. Ты просто хотела, чтобы тебе не нужно было убивать меня. В этом нет ничего плохого. Это хорошее чувство, не вини себя за него.

Она некоторое время молчит, а затем я чувствую, как Ниса кивает. Потом снова затихает и оттого, что она молчит довольно долго, я понимаю, что Ниса спит. У нее нет дыхания, когда она не говорит, а ее сердце не замедляется, потому что давно стоит, как часы, у которых села батарейка.

У моих часов батарейка на месте, и я слушаю их, пытаясь заснуть. Сна нет, может оттого, что мне снова стало жалко того кота, а может от того, что я не знаю, что нам с Нисой делать.

Когда я не могу заснуть, я вспоминаю что-нибудь хорошее. Вспоминаю ощущения, запахи, мельчайшие подробности и детали, и погрузившись в них либо расслабляюсь, либо хотя бы провожу время с удовольствием. Чаще всего я вспоминаю о своей семье, потому что в Анцио я по ним скучаю.

Я вспоминаю наши вечера, когда папа дома, а не в разъездах по чужим городам и странам. Мама любит сладкое, так что традиция пить чай и кофе со сладостями дома нерушима, мама говорит, что это ей досталось от моей бабушки, которую я никогда не знал.

Папа любит петь, поэтому иногда он садится за фортепьяно в гостиной и поет такие старые, чудесные песни почти без смысла. Иногда они поют вместе с мамой, хотя мама поет плохо и смешно выглядит, когда исполняет варварские песни. У нее становится совсем непонимающее лицо.

Мама любит обнимать Атилию и читать нам разные книги. Папа рассказывает истории, а еще играет в кости. А когда горит камин, мы с Атилией лежим на ковре и, забывая о том, что мы уже не дети, придумываем истории, смотря на золотые и красные всполохи.

Иногда мы смотрим фильмы, тогда мама становится циничной и недовольной, а иногда даже шумной. Мы делаем домашние задания Атилии, и оказывается, что папа не так хорошо разбирается в политологии, как должен.

А еще папа может рассказывать о войне. А мама о том, что было до нее. И тогда радостное становится печальным. Я слушаю их и обвожу пальцами полукруг света, идущий от камина. Он похож на встающее солнце.

А если перевернуться, то можно увидеть, как по потолку путешествуют тени. Это ветки деревьев, которые хватаются друг за друга, когда дует ветер.

А однажды был чудесный вечер с помадкой из патоки и несладким чаем, и мне было шестнадцать, тогда родители решили превратить гостиную в колонию. Мама взяла себе диван, папе досталось кресло, Атилия выбрала место у окна, а у меня был камин и прилегающие к нему земли.

Папа сидел с карандашом и ножницами, рисовал для нас деньги, чтобы у нас появилась экономика. Мама надела каждому из нас на голову картонную корону, а в конце воцарилась и сама, с ногами забравшись на диван. Папа раздал нам деньги со смешными крючочками вместо двоек. У меня оказалась толстая пачка, и я сосредоточенно считал ее, перекатывая под языком помадку.