Читаем Жак Лакан: введение полностью

Символом, воплощением спасительной иллюзии, что субъекту ничего не угрожает, что он защищен от jouissance Другого, как раз и становится фетиш. Тот фетиш, который нужен первертному субъекту для того, чтобы защититься, восторжествовать над пугающей реальностью. Вся динамика первертной структуры крутится вокруг того, чтобы защититься, скрыться от пугающей реальности за счет производства некоторой иллюзии, некоторой убежденности в том, что угрозы нет, что она нивелирована. Перверт ищет фетиш как то, что призвано защитить его от угрозы, что способно воплощать спасительную иллюзию и, соответственно, нейтрализовать пугающую и вызывающую тревогу реальность.

Как в случае с Фрейдом, который считал, что фетиш возникает для того, чтобы убедить ребенка в том, что у матери все-таки есть пенис, так и в случае с Лаканом функция фетиша в том же самом – гарантировать, что нехватка в Другом заполнена и заполнена не самим субъектом, а фетишем. Он хочет поместить в пугающую дыру в Другом не себя, но спасительный фетиш.

Какова та иллюзия, в которой перверт хочет сам себя убедить? Что это за иллюзия, в которой он нуждается и символом которой служит фетиш, за которым перверт гоняется?

Если представить себе условно нормальный процесс психического развития, становления субъекта, то та инстанция, которая призвана защитить субъекта от jouissance Другого, та инстанция, которая должна позволить субъекту отделиться, сепарироваться, осознать свою обособленность – это отцовская функция.

Но в случае с перверсией, как было сказано выше, отцовская функция оказалась дисфункциональной. Она есть, иначе речь бы шла о психотической структуре. Но она дисфункциональна. Она не может полноценно сработать и довести до конца начатое. Соответственно, та иллюзия, за которую цепляется перверт, это иллюзия того, что этот символический порядок все-таки возник. Что отцовская функция все-таки выполнила свою работу и навсегда защитила субъекта от угрожающего ему наслаждения.

То есть, повторяю, первертная структура крайне нестабильна. Первертный субъект оказывается зажатым между амбивалентным, вызывающим тревогу jouissance, то есть чрезмерным наслаждением, и слабым нефункциональным законом – слабым нефункциональным отцом, слабым нефункциональным Большим Другим. Перверт хочет, жаждет, он нуждается в том, чтобы Закон, чтобы символический порядок появился, возник. Чтобы учреждение Закона было доведено до своего логического конца. Чтобы вместе с этим был положен предел угрожающему jouissance, грозящему поглотить субъекта. Засосать его. Jouissance для перверта продолжает быть источником тревоги. В связи с этим он хочет довести до конца процесс учреждения Закона. Он хочет, чтобы отцовская функция сработала.

Соответственно, все устремления перверта направлены на порядок, на Закон, на ограничение наслаждения. Однако специфика первертной структуры в его особом отношении к Другому, в его структурной позиции в отношении Другого. Он – инструмент Другого, он объект, с помощью которого Другой получает наслаждение. То есть он мыслит себя объектом, который должен вызвать что-то в Другом. Если брать фундаментальную фантазию первертной структуры (рисунок 53), то она будет выглядеть как формула фундаментальной фантазии, только вывернутая наизнанку: есть перечеркнутый Другой, то есть Другой, обладающий некоторой нехваткой, и перверт, оказывающийся в позиции объекта наслаждения Другого. Это его фундаментальная фантазия. Он есть объект, который должен вызвать что-то в другом. Он есть объект или инструмент jouissance Другого.


Рисунок 53. Фундаментальная фантазия первертного субъекта


Это свое фундаментальное структурное отношение к Другому перверт переносит на символического Другого. Он занимает по отношению к этому символическому Другому ту же позицию, которую он занимает по отношению к материнскому Другому. В этом смысле первертный субъект, стремясь довести до конца процесс учреждения этого Закона, символического порядка, пытается стать инструментом наслаждения Закона. Он находит наслаждение в самом Законе, запрещающем доступ к наслаждению. Сам Закон становится источником наслаждения, а первертный субъект становится инструментом осуществления этого Закона.

Та же самая структурная позиция, которую он занимал в отношении материнского Другого, переносится им на символического Другого. Перверт пытается стать источником наслаждения Закона, инструментом осуществления этого Закона. Поэтому Другой в формуле фундаментальной фантазии перверта передается как перечеркнутое S – как символический Другой, как Закон, неполноценный, лишенный чего-то, который перверт пытается восполнить, довести до конца, став объектом его наслаждения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное