Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья

— Я не сомневаюсь в вашей щедрости, господин Бианкур. Но боюсь, как бы моя жизнь не оказалась в опасности. Мое имя слишком тесно связано с вашим. Вы человек одинокий, вам трудно понять мои опасения. А у меня семья,: жена, сын…

— С чего это вы взяли, что ваша жизнь в опасности?

— Сегодня никто не чувствует себя в безопасности. Ни для кого не секрет, что военная сила стала не очень-то надежной. Рассчитывать можно лишь на иностранных солдат. Вы слышали, что произошло на днях в казарме Сен-Марсель?

— Нет, не слышал.

— А вот послушайте… Несколько рот национальных гвардейцев, недовольные тем, что их заставляют идти против «французского народа», как они выражаются, самовольно ушли с постов. Несмотря на то что офицеры пытались их удержать сначала угрозами, потом добрыми словами, они отправились в кафе на улице Вожирар и продолжали там разглагольствовать. Узнав, кто эти пришельцы, завсегдатаи кафе приветствовали их и заплатили за все, что они в этом кафе изволили выпить… Вас и это не пугает?

— Все эти сказки не имеют никакого отношения к нашим с вами делам…

— Да, но солдаты говорили, что они призваны охранять короля, а не воевать с народом.

— Ну, это уж слишком! Я полагаю, что их все-таки обуздают. В беспрекословной покорности солдат заинтересовано все население. Конечно, я не говорю о бунтовщиках.

— В самом деле происходит что-то необычное. Я никак не возьму в толк… Из деревень в Париж прибывают владельцы поместий, так как там боятся бунтов. А отсюда многие бегут за границу, увозя ценности… И вы тоже спешите покинуть Париж. Да и господин Ревельон, говорят, еще не вернулся из Бельгии и ждет там, пока в Париже все утихнет.

Но Бианкур не слушал секретаря и продолжал, как бы отвечая на собственные мысли:

— Круг сужается, Гийом. В Париже законы диктуют какие-то новые люди… Во что бы то ни стало я должен срочно покинуть Париж. Понимаете? Я уже говорил вам, что должен уехать налегке. Моя библиотека, — тут Бианкур тяжело вздохнул, — единственная моя радость, теперь стала мне помехой. Кстати, этот юноша больше не появлялся?

— Какой юноша? — Гийом с трудом вернулся от своих невеселых мыслей к не менее грустной действительности.

— Да этот букинист… Он производит хорошее впечатление. Можете немного ему уступить…

И поведение, и разговор господина Бианкура становились все более непонятными Гийому. А он-то воображал, что знает своего хозяина, как никто другой. Впервые за пять лет службы он видел его рассеянным и даже растерянным.

— Перейдем к делу, — обычным своим сухим тоном сказал Бианкур. — Начнем со сделки с зерном. Она больше всего меня беспокоит.

В кабинет неслышными шагами вошел Люк. Он нес на маленьком серебряном подносе запечатанный конверт.

Небрежным жестом Бианкур взял письмо, не торопясь его распечатать. Как деловой человек, он предпочитал покончить сперва с одним делом, а потом уж перейти ко второму.

Заняв место за своим бюро рядом с секретарем, Бианкур достал из ящика ведомости на поставки и стал их просматривать вместе с Гийомом.

— Цифры вы должны на всякий случай запомнить наизусть. Но при разговоре с англичанином делайте вид, что ведомости у вас… — промолвил Бианкур.

— А где же они будут?

— До чего вы наивны! Их надо уничтожить…

— Уничтожить ведомости?!

— Конечно, уничтожить! Как вы не понимаете простых вещей. Ведь уже были нападения на заставы, уже останавливали подводы и захватывали зерно, которым они были гружены. Так неужели вам непонятно, что этот пресловутый «народ» не может отнестись одобрительно к тому, что его зерно уплывает за границу. А вам вдруг понадобилось хранить доказательства наших дел с Англией… И вообще, чего вы трусите? Вы проявляли куда больше смелости, когда надо было убрать с дороги ювелира Кристофа или вставить в приказ об аресте имя Ледрю…

Лицо Гийома передернулось.

— Тогда я был не один… Вы приказывали, я выполнял. А сейчас вы хотите оставить меня одного, да вдобавок еще, когда, как вы сами говорите, в городе неспокойно.

— Я полагаю, что вам даже легче будет справиться одному… — Говоря это, Бианкур небрежно разрезал конверт серебряным ножичком, лежавшим на столе. Так же небрежно ом извлек из конверта сложенный вчетверо листок бумаги. — Я вас слушаю, можете продолжать.

Но, взглянув на своего патрона, Гийом онемел, и приготовленные слова застыли у него на губах. Бианкур побагровел, щеки его как-то надулись, слились с подбородком и повисли складками над воротником. Он приоткрыл рот, словно ему не хватало воздуха. Рука, державшая письмо, так дрожала, что листок колебался, как от ветра.

— Господин Бианкур, что с вами?!

— Воды! — прохрипел тот.

На зов Гийома прибежали Люк и Морис. Взяв господина Бианкура под руки с обеих сторон, лакеи отвели его в спальню.

Гийом едва дождался, чтобы слуги удалились. Оставшись в кабинете один, он жадно схватил письмо, которое выпало из рук Бианкура, и, боясь, чтобы тот не спохватился и не прислал за ним, стал торопливо его читать.

В письме стояло всего несколько слов. Почерк крупный, непохожий на почерк делового человека, которому приходится часто и много писать.

Вот что прочел Гийом: