Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья

Ему больше всего хотелось в эту минуту узнать, кто была та девушка с кувшином холодной воды. Если б это и в самом деле была Бабетта! И, словно угадав его мысли, Бабетта робко сказала:

— Матушка не выпускала нас из дома все эти дни. Они тянулись без тебя так долго. Но все-таки один раз я выбежала и…

— Это была ты, Бабетта, с кувшином? — перебил ее Жак.

Девушка заулыбалась, счастливая, что он угадал. Она полуоткрыла рот, желая что-то сказать, но не успела: Виолетта внесла чашку липового чая, от которой поднимался душистый пар.

«Милая! Милая!» — подумал Жак, но не о той, кто так заботливо поила его сейчас чаем, а о той, которая на улице поила водой разрушителей Бастилии.

Бабетта наклонилась к нему и ласково спросила:

— Братец, что бы тебе еще сделать приятное?

— Дай мне светильник со свечой, я буду ночью писать бабушке.

И, не зная, что бабушки уже нет в живых, Жак написал ей длинное письмо. Он сообщал ей, что теперь уже, наверное, Генеральные штаты, которые превратились сначала в Национальное, а затем и в Учредительное собрание, примут во внимание не только наказ Маргариты Пежо, но и все другие наказы из городов и деревень. Он сообщал ей и о том, что разрушена ненавистная крепость Бастилия, умолчав при этом о своем участии в этом деле. Жак не сомневался, что нашел такие слова, которые вдохнут надежду в старое сердце бабушки.

Ну, а вот отцу Полю он ничего радостного рассказать не мог. Жак старался как умел смягчить рассказ о страшном виде, в каком предстал перед ним замученный тюрьмой Фирмен. Но скрыть от отца Поля правду Жак не хотел и не имел права. Он не знал, послужит ли его наставнику утешением весть о смерти Робера. Сам Жак теперь больше чем когда-либо был убежден, что свой бесславный конец Пуайе заслужил.

С 14 июля прошло немного времени, и Постоянный комитет вынес постановление: срыть до основания то, что было крепостью, и превратить место, которое Бастилия занимала, в городскую площадь.

Жак дешево отделался. После того как его ушибло камнем, он только слегка прихрамывал, что не мешало ему свободно передвигаться. Узнав о постановлении, он вместе с Шарлем и десятками других парижан отправился на площадь. Вооруженные ломами и лопатами, они с песнями и шутками крушили развалины крепости.

Жак был немало удивлен, увидев среди зевак знакомую фигуру господина Горана. Ну уж он-то совсем не был похож на ротозея. Как же он здесь очутился? Увидев Жака, господин Горан с ним предупредительно раскланялся: ведь теперь в Сент-Антуанском квартале стало известно, что Жак был в числе тех, кто брал Бастилию.

— Каким ветром вас сюда занесло, господин Горан? — с любопытством спросил Жак.

Он оперся о лопату, на лбу и щеках блестели капли пота, ворот синей рабочей блузы был широко распахнут. Ветерок играл его длинными волосами. Утомительная работа не казалась трудной в этот радостный для парижан день.

— А я, мой юный друг, высматриваю, какие из камешков или железных украшений смогут пригодиться впоследствии. Пройдет немного времени, от Бастилии не останется и следа, и каждому будет приятно получить на память вот, например, такую вещицу.

Горан сначала подтолкнул ногой, а затем и поднял кусок разбитого бронзового канделябра.

— Обточить, подправить, вставить свечу — и получится чудесный подсвечник! А главную ценность ему придаст надпись: «Сделан из канделябра, найденного при разрушении Бастилии».

Жак искренне рассмеялся. Каков коммерсант! Ни самому Жаку, да, пожалуй, никому из его товарищей не пришло бы в голову назавтра после разрушения крепости пытаться сохранить на память что-нибудь из ее обломков. «Ну, за таким мужем Жанетта не пропадет!»

Однако желание смеяться тотчас исчезло у Жака. Ему вспомнились слова художника, который умер за то, чтобы Бастилию срыли с лица земли. Его последним желанием было, чтобы люди всей Франции топтали ногами камни, из которых была сложена Бастилия. А Горан даже из этих камней хочет извлечь наживу.

Между тем Горан, несколько задетый смехом Жака, продолжал:

— Вы, молодые люди, всегда считаете себя умнее других, а еще посмотрим, кто окажется прав.

Жак молчал. Почувствовав в его молчании скрытое неодобрение, Горан решил переменить тему:

— Мне пришла в голову хорошая мысль. Ведь, когда сроют Бастилию, в Париже станет одной площадью больше. Что, если на этой площади воздвигнуть колонну. А на ней написать: «Королю Людовику XVI, восстановившему свободу для народа!» Каково?! Я думаю обратиться с этим предложением в Постоянный комитет.

— Что ж, предложите! — сдержанно ответил Жак.

Он и не заметил, как к нему подошел Леблан, высокий мужчина в рабочей блузе и картузе. Жак видел за эти дни многих дравшихся вместе с ним у стен Бастилии, но Леблана запомнил особенно хорошо. Ведь это он первый назвал его Жаком Отважным.

— Я тебя искал, а ты вот где! — сказал Леблан. — Ну-ка, отойдем с тобой в сторонку, чтобы не мешать другим работать. Только я позабыл, ты Жак или Жан? Скажи, ведь это ты первый догадался взобраться на крышу дома парикмахера, вооружиться топором и сбивать засовы с моста?..

— Я…