Жахи

Выписался Петро из больницы, с очередным протезом, совсем исхудалый и лысый, вернулся домой и стал думать, где пропитание бычку доставать. Стали, таким образом, на деревне свиньи пропадать, а когда все свиньи были употреблены, стал Петро людей отлавливать. Сначала из баб тех, что жену его в реке утопили, а потом и мужиков, которые от отсутствия баб стали все чаще пытаться найти в Дедовом лесу баню Минохиных, чтоб потребности свои инстинктивные с Ариной удовлетворить. Только плутали бесцельно бедняги эти в лесу том, что не мешало Петру их отлавливать и на съедение бычку отдавать. Слухи по деревне стали ползать нехорошие, никто не знал, куда народ девается. Стали про чудовище лесное байки ползать сарафанные, да только описание этого чудовища было неоднородным и непостоянным, ровно до того момента, пока бычок тот от Минохина однажды не сбежал и не перешёл на самостоятельные харчи. Тогда уж и Арина, и сам Петро далеко в лес ходить перестали, а описание чудовища лесного, белого как седина и с пятнами кровавыми, в деревне стало общепринятым.

В виду всех этих событий кручинился Василий по Арине, потому как та ходить перестала к нему. Решил он сам её найти. Прихватил свою пневматику, чтоб перед чудищем не шибко трухануть при встрече, и направился в лес Дедов. Долго плутал он, по нему, до самой ночи, пока не вышел на поляну какую-то, где в сиянии лунного света мирно дремал тот самый бычок. Не помогла пневматика Василию. Онемел он от страха и бросился бежать с той поляны. Разбудил он и бычка этим. Кинулся тот за ним, да не догнал. Выбежал Василий к утру из леса и побежал по мужикам оставшимся, бригаду собирать и на бычка с охотой идти. Собрались мужики, да не густо их вышло, пришлось бабами дополнять команду охотницкую. Взяли они кто ружье, кто вилы, а кто и палку просто и пошли они в лес, на бычка. А покуда они по лесу его всем миром настичь пытались, вышел тот бычок тихо и мирно из лесу и пошёл по деревне прогуливаться, поедая тех, кому духу не хватило на него пойти вместе со всеми. Долго бегала та орава по лесу, разбрелись все, растерялись, да так, что остался Василий один. Вышел он из лесу в деревню, как раз к тому времени, когда бычок уже наелся и благополучно вернулся под елей сень, и увидал лужи кровяные повсюду, а в деревне пустоту. Домой забежал, мать с сёстрами в погребе нашел живыми, рассказал им про всё, да и совсем голову повесил от печали и тоски. А бычок еще месяц охотниками теми кормился…

Запил Тесёмкин. Дико запил. Пить было не с кем уже в деревне, а он всё пил и пил. Пил пока однажды не вышла к нему Арина из лесу и не рассказала ему про то, как подсадил её отец бычка на человечинку. Сказала она ему отоспаться, а на утро взять ружьё и клубок с нитками. Спросил Василий зачем, да не услышал. Упал он в последнем пьяном припадке наземь. Затащили его сёстры с Ариной в хату, на кровать уложили, и стали утра дожидаться.

А Минохин тем временем аккуратно руку вторую себе отрезал и на кровь свежую бычка отловил, в стойло загнав. Ласкал он того бычка, души в нём не чаял от радости. Так до утра с ним и просидел. А на утро увидал, что стал тот бычок уже красным весь…

Собрался Василий с утра с Ариной в лес. Взял он всё, что она велела, и потопали они на опушку. Остановились они у самого входа, взяла Арина клубок и вокруг дерева обвязала, Василию назад отдав. Сказала она ему, чтобы он шел за ней, да клубок разматывал. Так дошли они до самой бани. Осмотрела Арина избу, заглянула в хлев, нигде Петра не было, только дорожку кровавую на снегу, в лес идущую, увидала. Побоялась Арина в лес идти, потому оставил Тесёмкин в избе её, а сам по дороже той с ружьём в лес пошёл. Долго плутал он, кровавая дорожка уже закончилась, а бычка с Петром всё не было.