Жаклин Врана

Большую часть времени Жаклин проводила в Швеции. Но пять из двенадцати месяцев отдавала другим странам Европы. В основном северным. Своей родине и детским воспоминаниям в Исландии, новому дому сестры в Дании, Финляндии с постоянной комнатой в отеле. Помимо Скандинавии часто навещала и те страны, языки которых умела свободно использовать: Чехию, Германию, Австрию. Иногда навещала и более теплые южные уголки европейского полуострова. Больше всего любила отдыхать в Греции. К ней ее тянула какая-то необъяснимая сила и обаяние древности. Но там она любила именно что отдыхать. В остальных странах она работала, хотя и не переставала набрасывать пометки о путешествиях в Европе, за пределы которой так ни разу и не выбралась.

– Но это была Дания, – судя по голосу, огорчилась Софи. – Значит, ты отдыхала там…

– Я там работала.

– И не могла навестить родную сестру? – возмутилась она, избегая слова, которое четче описывает их родство – близнецы.

– Нет, потому что я работала, – настаивала на правде Жаклин, потому что лгать просто не умела.

И все же сестра привыкла подвергать сомнениям ее высказывания. Она единственная не замечала странности той.

– Тебе у меня не нравится?

– Нет, – открыто призналась Жаклин.

Слишком броское в розовых и персиковых тонах окружение откровенно ее раздражало.

– Видимо, у меня не хилая аллергия на такие цвета, – посчитала нужным пояснить она.

Дом Софи лопался от всевозможных инноваций в технике. Она приобретала приспособления для всего. Даже приспособления для приспособлений. Девушка умела находить способ истратить зарплату в три счета без надежды на небольшое накопление на что-то крупное. Она видела прелесть в мелочах. Крупное же угнетало, от него веяло чем-то обязывающим.

– Хотела бы я посмотреть, как живешь ты, – попыталась намекнуть София.

– Да, – только и ответила Жаклин.

– Да, ну что ж… Если не хочешь меня приглашать, я могу приехать без приглашения. Знаю, как это трудно тебе дается…

– Нет, не трудно. Я просто не хочу тебя приглашать, – совершенно беззлобно сказала она. – Да тут и не на что особо смотреть.

Она бросила взгляд на почти тюремную ванную, огороженную от комнаты почти прозрачной ширмой. С потертой серой плиткой и крошащимся полом, ржавыми ножками на обозрение. Нигде в мире она не чувствовала большего комфорта.

– Действительно нечего, – заключила она. – Разговор закончен? Потому что если закончен, то предупреди прощальным словом. В противном случае возникнет риск ситуации…

– Ничего, я просто хотела узнать как у тебя дела, только и всего.

– Тогда ладно.

– Так как?

– Что как?

– У тебя дела.

– Ну, – растерялась Жаклин. – Это вопрос метафорический или обязывает к ответу?

– Второе. Я хочу услышать от тебя хоть какую-нибудь реплику.

– Тогда нормально. Теперь все?

– Не хочешь поинтересоваться, как дела у меня? Так, хотя бы вежливости ради.

– Этот вопрос несет в себе негатив.

– Джерри меня бросил, – дрогнул ее голос. – Он мне изменил.

– О, – коротко отреагировала она. – Досадно.

– Сначала я нашла номер в записной книжке, затем позвонила на него. Ответила женщина и представилась его коллегой. На первое время это меня грело, но затем я вскрыла его переписку и… Там были такие гадости, даже передать сложно.

– Гадости? – нахмурилась Жаклин. – Касаемо половых сношений либо в прямом смысле? Это синоним или слово с ярко выраженной окраской? Эвфемизмом это назвать сложно.

– Первое, – остановила устный поток сестры София. – В общем, я от него ушла.

– Это должно быть по настоящему сильным для тебя ударом, ведь по сравнению с другими связями эта продлилась довольно долго. Пять месяцев для тебя действительно большой срок, если учитывать, что четыре предыдущих больше месяца не сохранялись.

– Мы говорим не о замороженных стейках, Жак! Я видела его своим супругом, отцом моих детей.

Ее слова прерывал стук клюва о балконное стекло. Жаклин положила трубку, чтобы приоткрыть окно, а когда вернулась, поняла, что существенных изменений не произошло.

– … с этой шлюхой! Прямо в моей кровати. А он казался мне таким порядочным. Я думала, он меня уважает. Ведь он почти на руках меня носил.

Жаклин поставила телефон на громкую связь и отправилась на кухню за новой порцией кофе. Гнев Софи прорывался сквозь бурление воды отрывками.

– Это ведь… меня первый… я его даже… он мне совсем не нра… он убедил меня… я пове… он обещал, что… ведь в нем ничего… он мало зара… не красавец… и не такой уж умный… все, что он мне обе… это уважение и преданность… мне больше … и этого теперь … как только я в него…

На последней фразе Жаклин взяла трубку, положила на плечо и зажала ухом.

– Ты ничего не хочешь добавить? – срывался голос девушки. – Утешить меня, например? У меня сердце разбито, и ты единственный родной мне человек. Теперь единственный.

– Как же мать?

– Не мать, а мамочка, – строго исправила сестру Софи. – Она в тысячах от нас километрах. Территориально ты ближе.

– Но если я не ошибаюсь, на телефонные разговоры пространственные ограничения особо не влияют.