Жало белого города

В этот момент начал накрапывать дождь. Ударил гром, предупреждая, что гроза уже близко, и вскоре ливануло так яростно, словно вода собиралась размыть землю.

Бланка бросилась под навес в один из проходов между киосками. Доктор Урбина последовал за ней, хотя дождя он даже не заметил.

– Откройте сумку, смотрите в другую сторону, как будто мы просто стоим рядом.

– Что?

– Откройте сумку. Доверьтесь мне.

Она послушалась, не очень понимая, зачем все это. Альваро достал из кармана лекарства и быстро переложил их в сумочку Бланки.

– Что вы делаете, доктор?

– Белые пилюли – обезболивающее. Это для вас. Пейте их после того, как… А если почувствуете, что он не в духе и может ударить, примите таблетку заранее. Будет не так больно. Мазь от синяков, чтобы поскорее заживали и вы могли выходить на улицу; думаю, вам безопаснее находиться снаружи, чем дома. Коробочка с малиновыми капсулами – для него. Размешайте содержимое капсулы в воде, оно безвкусно и бесцветно. Думаю, ваш муж – человек занятый, целыми днями на работе и возвращается только к ночи. Сделайте так, чтобы он это выпил. Это его успокоит, обессилит и усыпит. Он ничего не заметит – я вовсе не хочу подвергать вас опасности. В европейской фармакологии это лекарство используется довольно редко, а вам оно может спасти жизнь.

Бланка обеспокоенно посмотрела на часы. За считаные минуты поляна опустела, дождь всех распугал, небольшая толпа укрылась под деревьями, растущими возле дороги, и под навесом киосков. Хавьер не появлялся: он был в компании епископа и представителей власти.

– Доктор, я очень благодарна вам за участие, но мне неспокойно. Если нас кто-то увидит… – Она нервно огляделась.

– Смотрите в другую сторону, делайте вид, что мы просто стоим рядом. Поймите, Бланка, я беспокоюсь я не знал, что ваш муж – вдовец. Я прочитал про это в день вашей свадьбы в светской хронике «Диарио Алавес», а медсестра рассказала, что его первая жена была молода, как вы, и часто ходила на прием в клинику.

– Вы говорите, она часто ходила в клинику? Все знают, что она умерла в горах, это был несчастный случай.

– Все, что я слышал, – это рассказ медсестры, – ответил доктор, глядя на поляну и выискивая жену и детей. – У меня нет доступа к документам этой пациентки, но я знаю, что у нее были сломаны ребра и тело покрывали следы от ударов, похожие на те, что вам наносит ваш муж.

Волоски на затылке у Бланки встали дыбом. Сколько народу об этом знает? Неужели ее семья это скрывала, позволив выйти замуж за Хавьера? Неужели ее отца не беспокоит жизнь единственной дочери?

– Это всего лишь слухи, доктор. Никто ни разу его не заподозрил, насколько мне известно.

– Не защищайте его, Бланка. Он вас убьет. В один прекрасный день озвереет окончательно, как было с первой женой, и удар посильнее окажется смертельным.

– Что же мне делать?

– Я говорил в прошлый раз; готов повторить и сейчас, Бланка. Не забывайте про меня, обращайтесь в любое время.

Он посмотрел ей в глаза, и она наконец подняла лицо и взглянула на стоящего перед ней человека.

Их руки соприкоснулись: его, мокрая от дождя, и ее, тонкая и сухая. Впервые за долгое время оба неожиданно согрелись.

Внезапно доктор Урбина почувствовал, что кто-то дернул его за рукав. Он повернулся, отстраняясь от Бланки.

– Папа, тебя ищет мама. Улитки промокли от дождя, и их теперь нельзя есть. – Это был младший сын.

От него не укрылся ненавидящий взгляд, который мальчик бросил на Бланку.

И не он один смотрел на них в это мгновение. Откуда-то появился Хавьер Ортис де Сарате. Он инстинктивно, едва сдерживая ярость, сжал кулаки, да так, что побелели костяшки пальцев: под навесом его жена болтала с местным рыжим врачишкой, стоя рядом с ним чуть ли не вплотную.

10. Тропинка

Ты не найдешь убийцу, пока не поймешь его мотивацию. А мотивация, дорогой #Кракен, всегда дело очень личное.

1 августа, понедельник

В понедельник я проснулся в шесть утра. Ночью мне приснилось столько эгускилоров, что я не сумел их сосчитать. Я решил начать неделю с пробежки в парке Флорида. Среди деревьев думается лучше, они проясняют мысли.

Я выбежал из дома на рассвете. В наушниках звучало фортепиано: Людовико Эйнауди[31]. Я представлял, что в эти часы Витория принадлежит мне одному. Тихое и безопасное место, я слежу за его покоем; зло не проникает на эти дремлющие улицы, убийца не караулит детей и женщин, молодых и стариков. На улицах – лишь пустынные тротуары, ожидающие наступления дня, чтобы жители города ходили по ним без страха. Без напряжения, без неуверенности.

Мой темный наставник продолжал упоминать меня в твитах с пугающей точностью. Иногда только один твит, иногда несколько за день. Адресованные мне послания читали тысячи жадных глаз, ожидающих продвижения расследования. Но оно никуда не продвигалось. Вместо результатов – благие намерения.