Жало белого города

Так было до того дня, когда мне позвонила Саиоа, внучка старого хозяина хостела в Памплоне. Напомнила, что я так и не сдержал своего обещания, и мне стало стыдно. Я почувствовал себя просто ужасно. Попросил о помощи, а потом начисто все забыл. Забыл о человеке, который дал мне ключ к разгадке этого дела.

Обычно я не отвечал на звонки: не имеет смысла молчать в трубку, если не можешь ответить. Но когда на экране появилось ее имя, я нажал на зеленую кнопку, забыв, что не в состоянии выдавить из себя ни единого звука.

Я встал и отошел чуть в сторону от скалистой глыбы Сан-Тирсо, глядя на буковый лес, простиравшийся у меня под ногами.

– Инспектор Айяла? Это Саиоа; надеюсь, ты меня помнишь.

Вместо ответа я издал неразборчивое мычание, однако она не растерялась и заговорила первая.

– Я звоню, чтобы рассказать тебе, что дедушка узнал об истории с Нанчо Лопиданой и Марио Сантосом. Он прочитал про это в газете. Для него все это очень важно: прямо гора с плеч. Дедушка вчера умер, но перед смертью просил, чтобы я поблагодарила тебя за то, что ты прислушался к его словам. В общем, я… я знаю, что из-за пули ты разучился говорить, поэтому надоедать тебе не стану. Спасибо, что выслушал, – сказала она и повесила трубку.

Это очень просто: сосредоточиться и выслушать. Многие из тех, кто как-то связан с обстоятельствами преступления, могут о многом нам рассказать, но мы, следователи, их не слушаем, воображая себя опытными специалистами. При этом мы их не знаем, никого не знаем – ни преступников, ни их жертв. А окружающие знают.

«Иногда достаточно просто выслушать, – размышлял я. – Ей было не так важно, отвечу я или нет. Я должен был всего лишь выслушать».

Я набрал ее номер. Кажется, в тот день задул южный ветер – hego haizea, ветер безумцев, и в какой-то другой день мне и в голову не пришло бы кому-то звонить. Какой смысл, если я разучился говорить?

Я набрал телефон Альбы, пристально глядя на южную оконечность гор.

– Унаи, это ты? – Голос звучал растерянно. – Ты можешь говорить?

Я не открыл рта, даже не попытался. Отчасти мне было стыдно, отчасти я был потрясен, услышав ее голос спустя столько времени.

– Унаи?

Я нажал отбой и открыл «Вотсапп», не дожидаясь, пока мое молчание подействует на нее угнетающе. Я читал ее слова и будто бы слышал голос. Казалось, она рядом.

– Альба, лучше поговорим здесь, – написал я – Хочу тебя увидеть.

– Вряд ли это хорошая мысль, – ответила она. – Мы еще не пережили того, что случилось.

– Именно поэтому.

– Этот способ так же хорош или так же плох, как и все прочие. Начинай ты, – ответила она.

– Как хочешь. Я все еще злюсь на тебя, Альба. Ты скрыла, что тебе сорок лет, когда мы спорили насчет моего дня рождения в Пасо-дель-Дуэнде… Ты обязана была мне сказать, что тебе тоже сорок и ты в списке приговоренных, как и я.

– О своей безопасности я всегда заботилась сама. Как видишь, даже с пчелами расправилась.

– Проблема не в этом, а в том, что ты мне не доверяла. У нас не было доверия, которое должно возникнуть между партнерами, – написал я.

– Потому что мы ими не были. Я была замужем, Унаи.

– А теперь ты вдова, как и я.

– Ты знал, что их мать звали Бланка? Удивительно, правда?

– Еще один повод не притворяться кем-то другим. Теперь ты знаешь, что значит двойная личность.

Наверное, я был слишком резок, но я действительно злился; зло токсично, оно отравляет душу.

– Он красил волосы. Марио красил волосы в темный цвет, а я, офицер полиции, жила с ним рядом и ничего не замечала… Ты говоришь, что у психопата нет чувств, что он притворяется, что что-то чувствует. У нас должен был родиться ребенок. Я была замужем за человеком, – неспособным испытывать чувства, вынужденным притворяться.

– Я – не он. Я такой, как я есть, каким ты меня видишь. У меня есть чувства – быть может, их даже слишком много – сейчас я страдаю.

Но Альба не участвовала в разговоре. То, что она говорила, было монологом, признанием, разрядкой.

– По ночам он изучал мои записи: пока я училась и продвигалась по работе, все документы приносила домой. Он их читал, внимательно изучал все наши действия и маневры. Впитывал каждый разговор о работе. Те ужасные вечера, когда мы подолгу болтали и я отводила душу, становились для него бесценным источником информации. Это он убедил меня просить о переводе в Виторию, потому что Тасио собирался выйти из тюрьмы, и он разрабатывал вторую часть мести. Я отказалась от налаженной жизни, от своего окружения, уехала из родного города – а все из-за убийцы, который хотел вернуться к своим преступлениям. Все, что я прожила за последние годы, было ложью.

Я прочитал длинный текст на экране и чуть не швырнул телефон в пропасть.

– Не все. С этим я не согласен. То, что было между нами, было правдой. И продолжает ею быть.

– Только послушай нас, Унаи. Послушай, что мы говорим. Мы оба все еще слишком потрясены. Мне придется пересмотреть все свои ментальные схемы, понимаешь?

– Нет, но я готов это принять.

– Правда не понимаешь?

– Я видел твое мертвое тело.

– А я видела, как ты умираешь, когда мой муж в тебя выстрелил.