Жалоба

Дальнейший разговор с психотерапевтом стал Марье Ивановне не интересен. Никакого чуда или панацеи он ей не предложил. Так, певцом банальных истин сработал.

И ведь все Сан-Саныч сказал правильно, не придерешься! Но скажи все это закадычная подруга за чашкой чая или рюмкой коньяка, легло бы это на душу, как там и было, пропечаталось бы незыблемой истиной. А Сан-Саныч… хороший он человек. И специалист замечательный. Но, вот, нет у нас пока культуры обращения к психотерапевтам, не стали они еще частью нашей жизни. Не готовы мы нести им свои немощи, мимо коллег, друзей и родственников, которые для нас авторитетней Фрейда, Фромма и прочих разных мессмеров вместе взятых и на два умноженных. Не убедил Сан-Саныч, одним словом, не убедил…

Хотя, задуматься, все-таки, заставил: А может, действительно, все дело в том, что я живой человек? Перестать быть живой, и вопрос решится? Марья Ивановна вышла на балкон, немного наклонилась через перила и посмотрела вниз.

Внизу, серая твердь асфальта предлагала простое и быстрое решение. Но мысль о суициде не успела даже промелькнуть у нее в голове. «Этого еще не хватало!», произнесла она вслух и захлопнула за собой балконную дверь.

Марья Ивановна вспомнила о давнем своем друге и заступнике – Николае Чудотворце. Жутко захотелось увидеть его, обратиться, как раньше, запросто, по-свойски. Правда, по-свойски и запросто обращалась она раньше к нему по мелочам. Теперь же, себе самой не могла она ответить на вопрос, с чем конкретно обратиться к Угоднику?

На месте разберусь, решила Марья Ивановна и засобиралась в церковь.

Приди такая мысль жителю средней полосы, ему достаточно было бы выйти из дома. Максимум – пройти квартала два-три. Здесь же, на волжских берегах юга России, усеянных осколками и неразорвавшимися снарядами Великой Отечественной, найти старый добротный храм дорогого стоило.

Война не оставила от родного города Марьи Ивановны камня на камне. А советские планы восстановления не предусматривали строительства культовых сооружений, отдавая предпочтение заводам-гигантам и жилой застройке. Лишь с приходом новых времен, церкви стали появляться в его архитектуре. Но все они отдавали откровенным новоделом, лубком, расписной мазней, не внушавшей Марье Ивановне никаких религиозных чувств, и оставлявшей по себе лишь один вопрос: сколько же денег было на все это списано? Лик на журнальной странице, и тот, по ее мнению, выглядел солиднее.

Размышляя о том, где назначить рандеву милому сердцу святому, она вспомнила рассказ соседки о прекрасной древней церкви, сохранившейся в одном из райцентров и привлекавшей своей аутентичностью многочисленных городских паломников. Вот туда и надлежало ей отправиться. С этой решимостью, села Марья Ивановна на проржавевший автобус и отправилась за город, на встречу с высшими силами.

Укачанная ухабами и разморенная жарой, не тронутой кондиционером, добралась она до нужного места. Сойдя с ветхого транспорта в райцентре, Марья Ивановна издалека увидела купола искомого храма и поспешила к нему.

– Это церковь утешения всех скорбящих? – спросила она проходящую мимо бабу с простым загорелым лицом.

– Она и есть, милая! Откуда ты?

– Из города.

– А что же у вас там, своих церквей нету?

Марья Ивановна подумала, что это ее поддели. Но, посмотрев на добродушное лицо селянки, засомневалась. Не найдя, что и в каком тоне ответить, она пошла дальше. Вслед она услышала:

– Если большой черный джип стоит, значит отец Гавриил на месте.

Через десять минут, она уже была у церкви. Храм действительно был хорош и внушал если не религиозный трепет, то уж уважение – однозначно. Зайдя внутрь, она стала искать глазами знакомый образ. Со стен на Марью Ивановну смотрели почерневшие лики святых, подписанные старославянскими письменами под титлами. Со старославянским у Марьи Ивановны было не очень, сами лики были ветхими и плохо различимыми. Довольно долго искала она Николая, путая его, то с Серафимом Саровским, то с Иосифом Волоцким. В дальнем пределе храма, она нашла, наконец, знакомый образ под стеклом, увешанный золотыми цепочками с нанизанными на них кольцами, серьгами и подвесками.