Жалобная книга [litres]

Это у нас называется: учимся делать комплименты. Я даже не сразу въехала, а когда до меня наконец дошел смысл сказанного, кидаться на шею было некому: этот злодей в душ сбежал, не дождался моего просветления.

Ну и ладно, подожду, как водится, две минуты, всего-то.

Стоянка XXII

Знак — Козерог.

Градусы — 0°00′01'' — 12°51′25''

Названия европейские — Каальбеда, Кальдеба, Каальдабала, Содохаха, Зодельболюх, Зандельдена.

Названия арабские — Сад аз-Зибих — «Счастье Жертвоприносителя».

Восходящие звезды — альфа и бета Козерога.

Магические действия — заговоры для снятия вражды всякого рода.

День не прошел — пролетел, хоть и вместил в себя несколько десятков чужих лет. Я в общем перегнул палку, совсем не обязательно было сегодня покидать постель и отправляться искать приключения на свою задницу. Медовый месяц — это, конечно, перебор, но уж один-то единственный медовый денек, краткий и безмятежный вполне можно было себе устроить.

Я, однако, бываю порой упрям как осел — даже вопреки собственным насущным интересам. Под вечер велел Варе одеваться: пришло, дескать, твое время договор выполнять, а я снова заступлю на вахту после полуночи, как нам, демонам да упырям, и положено. Она, собственно, и не возражала, даже посмеялась над моими формулировками, словно бы это я, болван, договор такой нелепый выдумал собственной глупой головой.

Оно, впрочем, и хорошо, что посмеялась. Сразу бы так. Но теперь расслабилась наконец — не только моими стараниями, но и ценой собственных усилий. Погасила опасный огонек безумия, тлевший в ее зрачках со вчерашнего вечера, и вдруг снова стала прежней Варенькой, резкой, немного угловатой умницей-красавицей, острой на язык, властной и беспомощной одновременно — такое сочетание я прежде встречал только у совсем мелких детишек, избалованных родительской опекой. Откуда это в ней, такой самостоятельной, одинокой, давным-давно взрослой барышне? Неведомо. Однако же никуда не денешься, есть и идет ей чрезвычайно.

Ей, впрочем, все идет, кроме, разве вот, почти беспричинного отчаяния, которое, по правде сказать, вообще никого не красит.

Смех смехом, но Варя честно выполняла собственные условия. Изображала неподдельный энтузиазм, постоянно оглядывалась по сторонам в поисках подходящих объектов внимания, теребила меня расспросами. Сперва — все в той же кофейне на Большой Дмитровке, затем — в модном бутике и даже в вагоне метро, куда мы спустились по ее собственной просьбе: вспомнила вдруг давешний рассказ Капы про Олега Подземного Жителя заинтересовалась: а действительно, как оно бывает под землей? То и дело тянула меня за рукав: «Ты тоже давай, попробуй, тебе же хочется! Вон та тетенька с синими волосами — по-моему, просто прелесть! А мужик с портфелем тебе как? Кажется, там такие достоевские бездны кроются… Или ну его, как думаешь?..» Увлеклась новой игрой так, что почти демонстративное притворство постепенно превратилось в искреннюю заинтересованность — она и сама не заметила. Так часто бывает; я, собственно, на то и рассчитывал.

Потом, по дороге домой, Варя взахлеб рассказывала мне о короткой, но увлекательной жизни запойного художника, своей первой сегодняшней добычи. Меланхоличная девица из Prada впечатлила ее куда меньше.

— Ей, бедной, совсем-совсем не везло с любовниками. Все какие-то олухи немощные попадались, никто ее расшевелить не мог… Ну и вообще скучно. Сытая, красивая, зеленая тоска. Я лет пять с нею вместе помаялась и решила, что с меня хватит…

Зато студент Миша, которого мы отыскали в вагоне метро, понравился ей чрезвычайно.