Жалость унижает ментов и бандитов

Начальник московской транспортной милиции генерал Скубилин громогласный, гренадерского обличья — в кабинете за фальшивым тамбуров чтобы снаружи ничего не было слышно — заслушивал руководителей линейных подразделений.

Вдоль стен, поочередно вытягиваясь по стойке «смирно», вставали,

Отчитываясь, полковники — начальники всех семнадцати отделов внутренних дел на Московской железной дороге.

— Кто не может или не желает работать, прошу Христа ради, пока не поздно…

Генерал Скубилин уже кричал знакомым всей линии тонким, не по комплекции, фальцетом. Генерал отлично знал, что его ждет в случае осложнения ситуации. На его место у конкурента Жернакова — Ильина уже готов был кандидат — нынешний зам полковник Авгуров, сидевший тут же.

Оставалось одно — снимать стружку с начальников подразделений.

Хочешь удержаться — без своих. Чтобы чужие боялись. Если полковников драть в три шеи, они там, на з е м л е, семь шкур с подчиненных сдерут, чтобы свою голову отстоять.

— … Такой пусть сразу положит мне рапорт на стол! А там я найду, как поступить…

Телефоны в кабинете молчали.

Скубилин приказал переключить их на приемную.

Неожиданно прогремевший звонок оборвал на средине фразы.

Звонил помощник:

— Заместитель министра генерал Жернаков на проводе!..

— Давай, живо! — Скубилин стрельнул тревожным глазом в Авгурова: говорить при нем было бы неосторожным. — Перерыв. Все свободны. Быстрее.

Подождал, пока все скрылись за замаскированной под шкаф дверью. Наконец исчез последний.

Пропел потеплевшим голосом:

— Здравия желаю, Борис Иванович. Как самочувствие?

— Сперва обстановку! — Жернаков не был расположен к сентиментам. Что у тебя?

— Все на ногах… — Скубилин принялся четко докладывать. — По первой позиции 116, по второй…. Усиленный вариант несения службы соблюдается. Все на ногах…

— Что руководители?

— Сейчас заслушиваем готовность к встрече поездов с делегатами. Вносим последние коррективы в графики дежурств. Закрепление за вокзалами…

Замминистра помягчел.

— Я надеюсь на тебя, Василий…

Общение со Скубилиным всегда действовало на него успокаивающе.

— И прошу. Убедись во всем сам. Дойди до каждого. Никому не доверяй! Особенно… Короче, ты знаешь.

Жернаков имел в виду скубилинского зама — Авгурова.

— Главное сейчас только это. Съезд, депутаты… Отбрось остальное. Одним нераскрытым разбоем больше, одним меньше — невелика беда… А вот если допустим что-нибудь крупное… Да еще с делегами…

— Согласен…

— Никого не жалей. Другую работу всю по боку. Что твои начальники розысков? Вламывают?

— Гоняю, как собак, Борис Иванович. Сейчас сразу после заслушивания еду на вокзал к Картузову. Они там с ночи сидят. Генеральная репетиция…

Жернаков поостыл.

На прощанье поинтересовался:

— Как у Картузова с тем делом?

— По серийным убийствам?

— Да.

— Убийца сидит.

— Да знаю, что сидит… — Жернаков не любил, когда его не понимали с полуслова. — Жалобы-то от него идут. Во все концы…

— Со свидетельской базой туго! Там кавказцы-картежники, каталы… Эти на месте не сидят!

— Я и говорю! Может освободить его к черту, пока эта карусель в Москве… Потом разберемся…

— Там начальник розыска-упрямец… — Скубилин замялся. — Игумнов…Я докладывал…

— Гони и его! Не видишь, что происходит?! Если, что случится — Ильин и Авгуров церемониться с нами не станут…

НАЧАЛЬНИК РОЗЫСКА ИГУМНОВ

Телефон на полу, у кровати, протарахтел негромко и сухо, словно жесткокрылый жук-носорог в спичечном коробке.

Игумнов — тридцатичетырехлетний начальник розыска — крепко сбитый, крутой, с тусклым рядом металлических верхних зубов — еще не отходя от сна, подхватил трубку. Взглянул на часы.

Было начало четвертого. Звонил дежурный:

— Приказ: срочно прибыть в отдел.

— Что — нибудь случилось?

Дежурный был своим. Не стал темнить.

— Сам знаешь. Приезд делегатов…

— Не сегодня же! Ты чего?!

— Штабная игра. И проба заодно…

Игумнов беззвучно выматерился, подошел к окну…

Все намеченное с вечера летело в тартарары.

Близко, на лоджии, обмирали голуби. Они прилетали поздно, когда все спали, и исчезали утром, оставляя вещественные знаки ночной миграции.

Он быстро оделся.

Жена лежала с закрытыми глазами. Но Игумнов знал: она не спит. Он и сам плохо спал в ее огромной по обычным меркам четырехкомнатной квартире на Тверской-Ямской.

За голубями, по другую сторону улицы, в двенадцатиэтажке, окна были темны. Рядом с аркой, внизу, крутилась подозрительная пара. В доме жил вновь избранный первый секретарь МГК, переведенный из Свердловска. Фамилию Игумнов не запомнил, да она и не нужна была. Мало ли их назначают и снимают вокруг.

«У них своя свадьба, у нормальных людей — своя…»

— Вызывают? — Жена так и не открыла глаза.

— Спи…

Он положил ладонь ей на затылок.

«Классически правильные пропорции. Ясность и полное ототсутствие двоемыслия…»

Высшей номенклатуре в своих семьях удавалось иногда выращивать по-настоящему совершенные экземпляры.

Когда они поженились, ее номенклатурная родня была в трансе от этого выбора. И продолжала так оставаться все это время.

— Пока…

Он вышел на лестницу. Осторожно прикрыл дверь.