Жан Баруа

P. S. Что сказать о себе? Глаза мои настолько ослабели, что я уже почти не работаю в лаборатории. Я суммирую и описываю свои исследования, относящиеся к вопросу о происхождении жизни. Хотя я и не достиг поставленной перед собой цели, но завещаю полученные мною результаты исследований тем, кто будет продолжать мое дело. Время – основной фактор прогресса; вполне возможно, что кто-нибудь другой отыщет в будущем то, что я искал; и мысль эта меня очень утешает.

У. В.».

VI

Жан бредит с самого утра.

Восемь часов вечера.

Он просыпается. Страшная слабость. В комнате темно… Вокруг его кровати непрерывно движутся какие-то люди; ему кажется, что кошмар продолжается.

Вдруг он замечает возле держащей лампу Сесили аббата Левиса; на шее у священника епитрахиль, в руках – чаша с дарами.

Он возвращается к реальности, и им овладевает безумный страх…

Взгляд его перебегает с одного лица на другое.

Жан. Я сейчас умру? Скажите, я умру?

Ответа он не слышит. Сильный приступ кашля сжимает ему горло, раздирает легкие, душит его.

Сесиль наклоняется над ним. Он судорожно обнимает ее.

Она заставляет его снова лечь. Обессилев, он не противится; закрывает глаза, дышит со свистом. Он так сильно потеет, что простыни становятся мокрыми.

В бреду он произносит какие-то латинские фразы… На ушах, веках и ладонях он чувствует свежесть елея…

Жан. О, помогите мне!.. Избавьте от этих страданий!..

Руки его хватают воздух. Потом, нащупав рукав сутаны аббата, они цепляются за нее, как за последнее прибежище.

Вы уверены, что онпростил меня? (С нечеловеческим усилием приподнимается.)Ад!..

Рот Жана раскрывается в крике ужаса. Приглушенный хрип…

Аббат протягивает ему распятие. Он отталкивает. Потом видит Христа, хватает крест, запрокидывает голову и, в каком-то исступлении, прижимает распятие к губам.

Крест, слишком тяжелый, выскальзывает из пальцев. Руки его не слушаются, разжимаются. Сердце едва бьется. Мозг работает с лихорадочной быстротой. Внезапное напряжение всего существа: каждая частица его тела, каждая живая клетка испытывает нечеловеческие страдания!

Судороги.

Неподвижность.

Светает.

Сесиль и аббат одни в комнате.

Сесиль молится, закрыв лицо руками. Она вспоминает год за годом всю свою жизнь. В этой комнате, у изголовья доктора Баруа, однажды утром, в дни молодости, она причащалась вместе с Жаном…

Сквозь полуоткрытые ставни в комнату проникает свет зарождающегося дня. В камине пылает огонь; на стене, позади покойника, пляшут отблески пламени.

Аббат сидит. Он смотрит на усопшего: черты отечного лица окаменели; череп утыкан жесткими седыми волосами; шея настолько тонка, что непонятно, как она могла поддерживать голову. Выражение ни с чем не сравнимого покоя.

Сесиль открывает один за другим ящики письменного стола. Она ищет какого-нибудь волеизъявления покойного. Но ничего не находит.

Наконец на этажерке под папками она обнаруживает конверт с надписью:

«Вскрыть после моей смерти».

Она взламывает печать, пробегает глазами первые строки, бледнеет.

Направляется к аббату и протягивает ему листки.

Тот подходит к окну.

Крупным, округлым и твердым почерком там написано: