Жан Баруа

Мартен дю Гар работал над «Жаном Баруа» с 1910 по 1913 год – в период, когда значительная часть французской демократической интеллигенции, принимавшей на рубеже веков активное участие в борьбе против разгула военщины, засилия церковников, разжигания антисемитизма – против всего, что пятнало республиканские идеалы, отошла от общественной жизни. Дрейфусары одержали верх: фальсифицированные обвинения были разоблачены, невинно осужденный – оправдан. Но на пороге победы их охватило разочарование. Победители увидели, как плодами их недавней победы воспользовались политиканы, и в том числе политиканы, именовавшие себя социалистами. Дрейфусарам пришлось убедиться, что политика нового кабинета министров ничуть не ближе к «истине» и «справедливости», чем политика правительства, потворствовавшего осуждению Золя за его вмешательство в дело Дрейфуса. Как далеко было до торжества демократии! Для многих интеллигентов наступили годы глубокого разочарования в плодотворности общественной деятельности, годы утраты перспективы. На смену вере в разум и прогресс пришли пессимизм и мистика. Так, Шарль Пеги в «Двухнедельных тетрадях» (а на этот журнал во многом похож «Сеятель», изображенный в «Жане Баруа») настойчиво, неотступно возвращается к мысли о поражении: «Не будем скрывать от себя: мы – побежденные. Последние десять лет, последние пятнадцать лет мы только и делали что отступали… Мы осажденные, и вся равнина вокруг в руках противника…»

Верный исторической правде, Мартен дю Гар приводит и своего героя к духовному кризису. «К чему были все наши усилия? – восклицает в отчаянии Жан Баруа. – Повсюду ложь, корысть, социальная несправедливость! Где же прогресс?… Молодежь отрекается от нас…» Отказываясь от всего, что было им создано, Жан Баруа возвращается к вере своего детства, ищет утешения у католического священника.

Созданный в годы реакции, роман Роже Мартена дю Гара полемически заострен против пессимистических концепций, подрывавших веру в человека и его возможности. «Жан Баруа» исполнен исторического оптимизма и в этом отношении возвышается над «Островом пингвинов» или «Восстанием ангелов», где Франс развивает идеи замкнутого круговорота истории. Но в то же время Роже Мартен дю Гар предвоенных лет менее прозорлив, чем Франс. От него ускользает социально-политическая подоплека дела Дрейфуса – попытка «попов, военщины и банкиров» покончить с демократическими свободами. Он не сознает, что буржуазноеобщество уже полностью исчерпало свои прогрессивные возможности и превратилось в тормоз, препятствующий движению человечества вперед. Он не видит гниения всего общественного строя Франции, даже не помышляет ни о каком ином государственном устройстве, кроме буржуазной республики.

Буржуазно-демократические иллюзии мешают Роже Мартену дю Тару осмыслить до конца социальные причины трагедии Жана Баруа. Позднее, после империалистической войны и Октябрьской революции, когда писатель будет работать над эпопеей «Семья Тибо» и «вновь вернется к периоду истории Франции, который изображен в финальных главах «Жана Баруа», он куда глубже и яснее увидит подлинное соотношение общественных сил. В последних частях «Семьи Тибо» судьбы героев неразрывно связаны с судьбой народа. Внимание Мартена дю Гара сосредоточено на международных организациях пролетариата, который выступает как решающая сила истории, сила гигантская, хотя и потерпевшая временное поражение из-за измены вождей II Интернационала. На первый план повествования выходит Жак Тибо – бунтарь, отрекшийся от своего класса, восставший против войны. И, естественно, на второй план отодвигаются, как историческименее значительные, юные католики, которые в «Жане Баруа» мешают стареющему герою разглядеть действительный облик нового поколения французской интеллигенции.

Осмысляя трагедию Жака Тибо, Мартен дю Гар наделит своего героя ясным пониманием того, что в роковые дни грандиозных исторических поворотов недостаточно знать правду,недостаточно бить правым– надо, чтобы в ту же правду поверили народы, потому что только народы в силах изменитьход событий. Жак ищет путь к сражающимся армиям, жертвует жизнью, чтобы поднять народы против войны. Жан Баруа даже не сознает, что его трагедия – в изолированности от народа. Очевидно, не понимал этого в предвоенные годы и сам Мартен дю Гар. Оппортунизм вождей социалистического движения Франции, их участие в грязной политической игре – «министериализм», выражаясь словами В. И. Ленина, – помешал Мартену дю Гару увидеть тех, кто примет эстафету из опустившихся рук героя, кто донесет дальше знамя прогресса, кто встанет на защиту разума и справедливости.