Г-жа Пасклен
Жан. Если позволите…
Г-жа Пасклен. Хорошо.
Она выходит распорядиться по хозяйству.
Они остаются одни. Им неловко, на сердце у них тревожно.
Их взоры встречаются, Сесиль заливается слезами. Жан снова склоняется к ней, целует ее нежно и печально.
Жан
Он замолкает. Он не знает сам, что должен пообещать. Молчание.
Сесиль
Но тут возвращается г-жа Пасклен с девочкой на руках.
Г-жа Пасклен
Жан, который двинулся ей навстречу, получает «это» прямо в лицо.
Он знает, что должен наклониться, поцеловать своего ребенка. Но не может… отчасти наперекор теще, отчасти из-за чувства непреодолимого физического отвращения.
С деланной непринужденностью он треплет пальцем мягкую щечку, маленький красный подбородок, запрятанный в мокрый нагрудник.
Жан. Она очень мила…
Он отходит.
Его неотступно преследует один вопрос: какое имя они дадут ребенку. Он и не подозревает, что девочка уже записана в мэрии.
Как ее назовут?
Г-жа Пасклен
Жан
Он смотрит издали на незнакомую, вздувшуюся от молока грудь, в которую по-хозяйски вцепились крохотные пальцы ребенка. Смотрит на маленькое, быстро сосущее тельце, трепещущее жаждой жизни. Смотрит на Сесиль, на ее новое лицо: бледное, полноватое, помолодевшее, – лицо прежней Сесили…
Вдруг она меняет положение, чтобы поддержать ребенка, и он замечает у нее на пальце кольцо… Они обручились; он возвращался из Парижа с маленьким футляром в кармане; он застал Сесиль одну и опустился перед ней на колени, чтобы от всего сердца надеть ей на палец это кольцо, это звено, эту цепь…
Молодость, нежность – все позади… О, как безумно, как искренне ему хотелось дать счастье и самому насладиться им!..
Он приподнимает саван: он тревожит прах двух влюбленных – Сесили и Жана. Он чувствует, что стал другим. Она тоже… Теперь они оба такие разные!
Что делать?
VI
Двадцать дней спустя.
Комната Сесили.
Сесиль…Я не согласна.
Жан. Сесиль!
Сесиль. Нет!
Жан. На тебя влияет мать. Возвратимся в Париж, одни, как можно скорее, и я уверен, что…
Сесиль. Я не уеду до крестин.
Жан. Хорошо.
Сесиль. И ты будешь на них присутствовать.
Молчание.
Жан. Я уже сказал тебе: нет.
Сесиль. Тогда можешь ехать один.
Снова молчание.
Сесиль подходит к окну, приподнимает занавес и стоит неподвижно, повернувшись к Жану спиной и прижавшись лбом к стеклу.
Жан
Сесиль не двигается.
Сесиль
Жан
Снова молчание.
Напротив, ты отлично знаешь, что я готов на уступки, лишь бы изменить положение, в какое мы попали. И вот доказательство: если б я был один и свободен, то избавил бы девочку от всякого влияния религии; я воспитал бы ее таким образом, чтобы ей не пришлось вести в будущем такую жестокую борьбу с собственной совестью, какую пришлось выдержать мне…
Сесиль
Жан. Я говорю о том, что сделал бы, будь я один. Но нас двое, это наш общий ребенок, у тебя такие же права на него, как и у меня, я помню об этом. Я не стану мешать тебе воспитывать девочку в твоей вере. Но лицемерить во имя этого я отказываюсь. Уж на это, кажется, у меня есть полное право.
Сесиль
Жан
Сесиль. О да, безнадежно далеки! Я устала бороться… Вся наша жизнь была бы сплошной мукой… Сегодня крестины; завтра – катехизис; послезавтра – первое причастие… Мне приходилось бы защищать ее от тебя – каждый день, каждый час… Защищать ее от примера, от позорного примера твоей жизни… Нет, нет, у меня теперь только один долг: спасти свою дочь, спасти ее от тебя.
Жан. Чего же ты от меня хочешь?
Сесиль подходит к нему с искаженным лицом.