«Пасклен, Бюи-ла-Дам. Уаза.
Мама скончалась одиннадцать часов утра больнице не приходя в сознание. Операция оказалась невозможной. Предупредите со всей осторожностью Жана, избегайте малейшего потрясения.
IV
Три года спустя.
Келья с каменным полом позади ризницы, освещенная слабым светом. Два стула, две скамейки для молитвы. На стене распятие.
Аббат Жозье – молодое лицо, высокий лоб с залысинами; светлые волосы, коротко остриженные и вьющиеся. Веселый и ясный взгляд свидетельствует о душевном покое человека, искренне верующего и деятельного. Верхняя губа – тонкая и поджатая, нижняя – пухлая, придающая лицу выражение добродушной и в то же время чуть вызывающей иронии.
Во взоре в улыбке – задорный вызов: так смотрят и улыбаются люди, которым все понятно как в этом, так и в ином мире; они безмятежны, ибо полагают себя единственными обладателями истины.
Аббат Жозье тщательно закрывает дверь и, обернувшись, протягивает Жану обе руки.
Аббат. Что нового, дружок?
Жану Баруа пятнадцать лет.
Это – рослый, гибкий, хорошо сложенный подросток. Широкая грудь, крепкая и высокая шея.
Голова крупная, с квадратным лбом, окаймленным темными – густыми и жесткими – волосами. Из-под изогнутых, слегка прищуренных век с пытливым вниманием блестит живой и открытый взгляд, острый взгляд его отца. Нижняя часть лица – еще совсем детская. Неоформившийся подвижной рот; округлый подбородок, несколько скрадывающий тяжелую челюсть.
В нем угадывается спокойная и упрямая воля, выработанная в жестокой борьбе; три года он упорно стремился к выздоровлению, три года страшился и надеялся. Ставкой была его жизнь.
Теперь битва выиграна.
Аббат. Я слушаю.
Жан. Господин Жозье, я долго думал, прежде чем прийти к вам. Я уже давно собирался, но все не мог решиться… Так вот…
Аббат внимательно смотрит на Жана.
Аббат. Что может быть проще? Я весь к вашим услугам, дитя мое. Вас что-то смущает? Что именно?
Жан становится необычайно серьезным. Он немного откидывает голову. Мускулы лица напряжены, углы рта, покрытого темным пушком, опустились. Взор лихорадочно блестит.
Аббат
Жан. Прежде всего, господин Жозье… Кто такие вольнодумцы?
Аббат выпрямляется и тотчас же без малейшего колебания, с довольной усмешкой отвечает Жану. Он говорит со своеобразной сдержанной энергией, немного стиснув зубы, выделяя те слова, которым придает особое значение.
Аббат. Вольнодумцы? Это чаще всего наивные люди, которые полагают, будто мы можем мыслить
Жан
Аббат
Жан. Я переменился. Раньше ничто не смущало моей веры: никогда мне и в голову не приходило спорить, рассуждать. Теперь я не могу уйти от этого… я пытаюсь понять и не могу… и тревога овладевает мною…
Аббат
Жан порывается что-то сказать.
Вы в таком возрасте, когда человек по-настоящему начинает жить и открывает
Лицо Жана постепенно проясняется.
Это не страшно. Надо только быстрее преодолеть трудный период,
Жан