Жан Баруа

Из скромности я посещал его довольно редко; но он сам посылал за мной; без определенной цели, просто так, чтобы повидаться. Я замечал, что он все время стремится обсуждать со мной вопросы религии. Я не избегал этих тем; я также не очень старался скрыть от него, в каком тяжелом душевном состоянии я пребываю. Но он, по-видимому, не сумел разглядеть во мне человека: он видел только священника; и привлекал его ко мне только мой сан. Он, однако, не изменил своего воинственного отношения к католицизму. Он все время противопоставлял моим доводам доводы научного характера, значение которых было мне так хорошо известно: это-то и служило причиной моих мук; но приводил он эти доводы как бы с оговорками, словно ожидал, что они будут опровергнуты. Что я и делал, не задумываясь.

Понемногу я стал понимать его состояние. Физически его подтачивает туберкулез легких в той форме, в какой он бывает у стариков: этого человека можно принять за привидение. Глаза его лихорадочно блестят, почти каждый день его изнуряет жар, а периодически обостряющиеся воспалительные процессы еще больше разъедают его и без того поврежденные легкие. Но душевное его состояние еще хуже: его грызут сомнения в правильности того, что он почитал истиной, и страх смерти. Он цепляется за свои прошлые убеждения, но теперь они лишь наполняют его сердце тоскою.

Я думал, что найду в нем советчика, но, оказывается, не он мне, а я ему прихожу на помощь.

Я не пытаюсь уклониться от столь неожиданной для меня обязанности, но как все это трагично!.. Почему так случилось, что привести к богу этого атеиста призван священник, чье сердце исполнено мучительной тревоги, священник, которого вот уже десять лет раздирают сомнения?

Быть может, это так и нужно, быть может, я лучше чем кто-либо подготовлен к исцелению его раны?

Я вложу в это всю свою душу и позабочусь, чтобы он цаже не заподозрил никогда, какими дрожащими, какими неуверенными руками я приобщаю его к богу, которого он ищет!"

2 ноября.

"Когда несколько дней подряд у него держится нормальная температура, мозг его начинает работать с ужасающей ясностью.

Сегодня он странно поглядел на меня и сказал: "Временами, вот сейчас, например, я словно раздваиваюсь, причем одна часть моего существа судит того, кем я стал сейчас, так, как я делал это пятнадцать лет назад... И тогда я спрашиваю себя, не был ли я от века осужден на порабощение?"

Говоря это, он указал на стоящую на камине гипсовую статуэтку Микеланджело. "Посмотрите на него! Он не в силах высвободить рук!.. Может быть, и мои усилия в течение многих лет были лишь видимостью освобождения..."

10 ноября.

"Сегодня утром он сказал:

"Я устал оттого, что наука все отрицает! Делает она это не более убедительно, чем те, кто утверждает. Но ваш религиозный догматизм претит мне не меньше. Я знаю, чего он стоит: я довольно долго находился под его властью!"

16 января.

"Я застал его в постели, в полном унынии.

На кровати у него лежал только что полученный номер "Сеятеля". Он раскрыл журнал. На последней странице в отделе хроники была помещена заметка под заголовком "Вновь обращенный" и несколько язвительных строк по его адресу. Он пожал плечами, но я почувствовал, как глубоко он уязвлен.

Однако говорить об этом он не стал... Мы беседовали обо всем понемногу.

Когда я уже собрался уходить, он посмотрел на меня и, помолчав, сказал: "Я, в сущности, мистик... И все же я ни во что не верю..."

Я ответил ему: "Вы ни во что не верите? Люди всегда во что-нибудь верят. Каждый таит в глубине души своего бога, к которому он постоянно с благоговением прибегает, в руки которого отдает себя".

Но он мрачно покачал головой: "Нет, говорю вам, я ни во что не верю... Я брожу в потемках, мне хотелось бы..." Он понизил голос, но мне показалось, будто я расслышал: "... душевного покоя... перед смертью".

25 января.

"Мне удалось вернуться к этой теме. Мы снова заговорили о доказательствах существования бога.

Он сказал мне: "Ваши доказательства ничего не доказывают, разве только то, что вы, Левис, веруете в бога... Ни о чем другом они не свидетельствуют. Разве были бы среди людей атеисты, если бы подобные доказательства чего-нибудь стоили?"

Я возразил: "Но ведь настоящих атеистов не существует! Вы сами никогда не переставали быть верующим! Ваша вера в прогресс, в будущее науки, даже ваша вера в торжество атеизма - все это своего рода религия.

Вы верите, что природе свойственна какая-то цель, вы верите в извечный порядок ее законов; этот-то порядок и создал человеческое сознание, ваше сознание, и тем самым внес во вселенную идею справедливости: порядок этот и есть бог!"

Он размышлял несколько мгновений, а потом сказал: "Согласен. Но только это - бог неопределенный. У вас же бог определенный. Вот тут-то и начинаются суеверия".

Что мог я ему ответить?"

7 марта.

"Всякий раз, когда я ухожу от него, я упрекаю себя в том, что не сумел почерпнуть в своей пошатнувшейся вере нужный тон, нужные доводы. И всякий раз, когда я вновь вижу его, я бываю поражен тем, какое неожиданное впечатление производят на него мои равнодушные слова.