Жан Баруа

Я ощущаю в себе нечто божественное, какое-то чувство совершенства, то, что не может быть всего лишь результатом деятельности моего несовершенного и тленного мозга. Я ощущаю в себе наличие идеальной жизни, которая не может зародиться ни в одной части моего тела. Я ощущаю в себе наличие двух видов совершенно различных связей с внешним миром: связи с миром материальным, осуществляемые через посредство моих органов, и связи с духовным миром. Смерть, приводящая к распаду материальных элементов, полностью уничтожает первую категорию связей; но она не уничтожает второй. И вот на этом-то я и основываю свою веру в то, что мое духовное "я" будет продолжать жить".

И тогда он сказал, медленно подбирая слова, устремив на меня взгляд, моливший о решительном ответе: "Но... ведь сознание существует лишь при этой двойной форме связей... Что это за сознание, которое более не имеет связей с материальным миром?"

Я пробормотал: "Обладать отчетливым представлением о будущей жизни не так уж важно; главное - быть уверенным, что она существует!"

Он отпустил мою руку.

Я понял, что мой ответ его глубоко разочаровал. Жалость заставила меня сделать еще одно, последнее усилие.

Я наклонился к нему и, отвечая скорее на его мысли, чем на слова, проговорил: "Вы жаждете уверенности. Но коль скоро слабость нашего интеллекта не позволяет вам обрести непреложную истину, почему бы вам не попросить ее у бога?"

Он сделал жест, выражавший отчаяние.

Я продолжал: "От меня, священника, вы можете услышать только рассуждения, А бог может осенить вас благодатью!.. " Потом, стараясь сказать это как можно авторитетнее и убедительнее, я добавил; "Надейтесь, надейтесь... Не противьтесь вере... Откройте свое сердце, не сжимайте его, дайте проникнуть туда бесконечной любви утешителя..." И взяв со стола евангелие, я нашел то место из апостола Марка, где говорится; "Царствие божие, подобно тому, как если человек бросит семя в землю, и спит, и встает ночью и днем, и как семя всходит и растет, не знает он".

По мере того как я говорил, напряжение на лице его слабело и написанная на нем тревога исчезала. Он запрокинул голову и заплакал.

Я не мог отвести взгляд от его лица. Так вот к чему привели порывы такой жизни! Ему изменило изнуренное тело: на полпути оно отказалось служить... Ему изменила мысль, которая несла его на своих крыльях к недостижимой цели... Да, измена, полная измена!"

В тот же вечер.

"Как прекрасна религия, которая приносит облегчение при подобных страданиях! Она одна дает мужество жить и умирать, превращая ужас перед тайной в величайшую притягательную силу... Почти все мы гораздо больше нуждаемся в душевном мире, чем в истине; религия лучше, чем наука, насыщает душу. И как прекрасна миссия того, кто несет людям надежду.

Нет, я не покину церковь. Я не лишусь ее. Я не смог бы жить без нее... Как можно отказаться от священной традиции, которая сделала человека таким, каким мы его видим?

Я был просто безумцем! Покинуть религию за то, "то она отстает от науки? Я ни во что не ставил эту привязанность сердца, которую никакая воля не могла бы разорвать!

Конечно, мне и сейчас так же трудно, как год назад, принимать догматы в их буквальном значении. Но я чувствую, что только под их сенью я могу создать для себя нечто цельное, обрести душевное равновесие.

Чтобы я мог жить дальше, мне придется отныне довольствоваться скорее духом, нежели буквой религии. Я, как и прежде, убежден в действенном моральном значении веры.

О, я слишком много душевных сил отдал церкви, слишком хорошо постиг душевные муки масличной рощи!69 Церковь причинила мне столько страданий, заставила пролить столько слез и столько принесла мне добра...

Я связан с нею неразрывными узами..."

III. Обращение Баруа 

Конец июля.

Утро.

Аббат Левис проходит быстрым шагом через двор. На лице его - сильное волнение.

Сесиль ждет его. Не в состоянии выговорить ни слова, она лишь сжимает его руки; глаза ее наполняются слезами.

Аббат быстро поднимается по лестнице. Жан живет сейчас в той комнате, где умер его отец. Он лежит вытянув руки; у него умиротворенное лицо.

Заметив аббата, он улыбается.

Жан. Спасибо, что вы тотчас же пришли. Я не мог больше ждать...

Улыбка - радостная, доверчивая, необычная. Благодать сияет сегодня у него на устах, во взгляде...

Аббат все понимает; сердце его сильно бьется, руки дрожат; исчезают все сомнения, подтачивающие его веру, в одно мгновение - и на одно мгновение он вновь становится тем ревностным священнослужителем, каким был прежде.

Он подходит к Жану и берет его за руку.

Аббат. Расскажите мне все... все...

Взгляд Жана устремлен сквозь открытое окно вдаль; потом он медленно переводит его на аббата.

Жан. Что Произошло? (Он силится восстановить в памяти свои сновидения.) Дайте мне припомнить... Вчера вечером мы встретились с вами в доме священника, не так ли? Но вы ничего не заметили, а я ничего не мог вам сказать... У тела бедного аббата Жозье (взгляд его светлеет) я со всей определенностью ощутил, что у человека есть душа!

Аббат вздрагивает.