Жан Баруа

Порталь. Я ничего не утверждаю. Я сообщил вам лишь то немногое, что знаю сам; впрочем, пока еще вряд ли кто-нибудь знает об этом больше. Но все обеспокоены, чего-то доискиваются... Говорят даже, что Генеральный штаб ведет расследование. Фокэ-Талон тоже заинтересовался этим делом: он потребовал, чтобы я представил ему подробный доклад о процессе Дрейфуса, происходившем полтора года назад.

Молчание.

Зежер (обращаясь к Порталю, наставительно). Гражданские суды, заседающие каждый день, для которых судопроизводство превратилось в ремесло, могут вынести ошибочный приговор. Но военный суд, состоящий из лучших представителей армии, которые не являются профессиональными юристами и поэтому судят с величайшей осторожностью и крайней осмотрительностью...

Баруа. Особенно когда речь идет о государственной измене... Это просто утка.

Крестэй. Я вам скажу, что это такое: вся возня затеяна...

Вольдсмут (взволнованным, но твердым голосом). ...евреями?

Крестэй (холодно). ...семьей Дрейфуса.

Баруа. Как, вы здесь, Вольдсмут? Я и не заметил, когда вы вошли.

Арбару. И я не заметил.

Зежер. И я.

Обмениваются рукопожатиями.

Порталь (Вольдсмуту). Вы тоже что-нибудь слышали об этой истории?

Вольдсмут поднимает к Порталю свое заросшее лицо, омраченное глубоко затаенной болью. Он едва заметно кивает головой, прикрывая глаза воспаленными веками.

Баруа (запальчиво). Но вы, надеюсь, уверены, что здесь не может быть ошибки?

Вольдсмут делает жест, полный покорности и сомнения, словно говоря: "Как знать? Все возможно..."

Несколько мгновений все молчат, чувство неловкости нарастает.

Баруа. Возьмите, Вольдсмут, я принес ваши корректурные листы...

Порталь (Вольдсмуту). Вы совсем не знаете этого Дрейфуса?

Вольдсмут (он моргает чаще, чем обычно). Нет. (Пауза.) Но я присутствовал при разжаловании... Я видел это.

Баруа (с раздражением). Что "это"?

Глаза Вольдсмута наполняются слезами. Он молчит. Долго и робко смотрит на Баруа, потом на Арбару, Крестэя, Зежера.

Он чувствует себя одиноким, на губах его - покорная улыбка побежденного.

II. Вольдсмут читает Баруа защитительную речь Бернара Лазара 

"Господину Ж. Баруа, улица Жакоб, 99-бис, Париж.

20 октября 1896 года.

Дорогой друг!

Я лишен возможности прийти к вам (пустяк, досадное происшествие, которое, однако, уложило меня на несколько дней в постель). И тем не менее мне очень нужно увидеться с вами. Не сочтите за труд взобраться ко мне на шестой этаж завтра или, самое позднее, послезавтра.

Простите мою бесцеремонность. Это не терпит отлагательства.

Преданный вам Ульрик Вольдсмут".

На следующий день.

Огромный старый дом на улице ла Перль, в самом центре квартала Марэ. На шестом этаже в подъезде "Ф", под самой крышей, в конце коридора, - скромная квартирка, под номером 14.

Баруа звонит.

Ему открывает молодая женщина.

Три смежных комнаты. В первой - седая старуха развешивает на веревке белье. Во второй - две неубранные постели, два матраца на полу, у окна пишущая машинка. Дверь в третью комнату закрыта.

Прежде чем открыть ее, женщина оборачивается к Баруа.

Юлия. Он спит, сударь... Вы очень спешите? Баруа (поспешно). Не будите его, пожалуйста, я себе этого не прощу... Я подожду... Юлия. Сон ему так необходим!

Баруа глядит на нее с любопытством. Он не знал, что Вольдсмут женат.

Юлии Вольдсмут двадцать пять лет. Это женщина восточного типа.

На первый взгляд она кажется очень высокой и худой, хотя торс ее, охваченный черным платьем (она не носит корсета) - мясистый и короткий. Зато ноги и особенно руки - необыкновенно длинные.

Узкое лицо вытянуто вперед. Черные жесткие волосы, вьющиеся крупными кольцами, собраны на затылке, и это подчеркивает удлиненную форму головы. Резко очерченный нос продолжает слегка покатую линию лба. Очень узкие, продолговатые глаза, слегка приподняты к вискам. Рот приоткрыт, верхняя губа, загадочная и причудливая, кажется, навсегда застыла в усмешке.

Она решительно указывает Баруа на единственный в комнате стул и без всякого стеснения усаживается с ногами на кровать.

Баруа (осторожно). Каким образом это... случилось, мадам?

Юлия. Мадемуазель.

Баруа (улыбаясь). Извините, пожалуйста.

Юлия (как ни в чем не бывало). Мы ничего не знали. (Показывает на кровати.) Было за полночь, мы с мамой уже легли... (Показывая на дверь в комнату Вольдсмута.) Оттуда донесся слабый взрыв. Но это нас нисколько не обеспокоило. Наоборот, я обрадовалась, подумав, что дядя снова принялся за работу и хоть немного отвлечется от этого дела... И вдруг утром он позвал нас к себе: все лицо у него было порезано осколками стекла и обожжено...

Баруа (с интересом). Что же взорвалось?

Юлия (сухо). Реторта, треснувшая на огне.

Внезапно Баруа вспоминает, что Вольдсмут был раньше химиком-лаборантом. Молчание.

Баруа. Я, верно, мешаю вам заниматься делом, мадемуазель.

Она сидит среди скомканных простынь, подперев щеки ладонями, скрестив ноги по-турецки, и непринужденно разглядывает его дружелюбным и открытым взглядом.