Жан Баруа

Баруа. Порою у меня складывается впечатление, что воспоминания становятся мне дороже, чем новые начинания, дела... Я пытаюсь сопротивляться, принуждаю себя читать все, что появляется в печати. Но, несмотря на это, не чувствую себя таким восприимчивым, как прежде, словно какой-то груз мне мешает...

Люс. Опыт!

Баруа (серьезно). Быть может... Я чувствую, что способен все понять, но физически меня что-то связывает. Какое-то сопротивление организма... Это мучительно.

Люс недоверчиво улыбается.

(Словно не замечая этой улыбки.) Человек долго представляет себе жизнь как прямую линию, два конца которой теряются по обе стороны горизонта; но постепенно становится ясно, что линия эта изгибается дугой, концы ее сходятся, соединяются... Кольцо замыкается. (В свою очередь улыбнулся.) Приходит старость, и тогда уже не выбраться из этого кольца!

Люс. Полноте! (Внезапно встает.) А, вот и все наши Друзья!

В глубине двора появляются три человека, вышедшие из-под арки ворот: Брэй-Зежер, Крестэй д'Аллиз и Вольдсмут.

Люс (быстро, тихим голосом). Скажите... Разве Крестэй потерял кого-нибудь из близких?

Баруа (так же тихо). Никто не знает. Уже две недели он в глубоком трауре.

Молчаливые рукопожатия.

Люс (после короткого молчания, просто). Кто-нибудь из вас был там?

Зежер. Нет.

Крестэй (своим хриплым голосом). Они отлично поняли, что надо выбрать: они или мы!

Он похудел. Лоб его полысел, и это еще больше подчеркивает гордую посадку головы. Кожа, обтянувшая виски и горбинку носа, цветом напоминает самшит.

Вольдсмут (выражая общую мысль). Как вспомнишь похороны Золя, настоящие похороны!..

Люс. Тогда вокруг него были только люди с чистыми сердцами...

Зежер (насмешливо). И мы не нуждались в полиции, чтобы охранять министров.

Его черные глаза блестят, как полированный камень. Болезнь печени его точит, но не может победить до конца: он ее носит, как власяницу.

Баруа. Когда заговорил Анатоль Франс, вы помните, какая дрожь восторга, какое чувство мужества охватило нас.

"Я скажу только то, что надо сказать, но я скажу все, что надо сказать", - произнес он, а затем добавил, что Франция - страна справедливости...

Вольдсмут (стараясь припомнить). Подождите...

"Есть только одна страна в мире, где могут совершаться великие дела... Как прекрасна душа Франции, Франции, которая уже в прошлые века учила Европу и весь мир тому, что такое правосудие!.. "

Они слушают, устремив глаза на его седеющие брови, под которыми блестят дымчатые стекла очков.

Горький смех Крестэя возвращает всех к действительности.

Крестэй. Да, все было прекрасно, необыкновенно честно! А что из этого получилось? Мы вскрыли нарыв: думали, наступит выздоровление, а началась гангрена!

Протестующий жест Люса. Брэй-Зежер пожимает плечами.

Чего мы только не видели!.. Политическая неразбериха, злоупотребление властью, торгашество. Посягательство на церковное имущество, доходящий до нелепости антимилитаризм... И наконец - полный крах.

Зежер (сухо). Я не защищаю нынешней политики. Но она, во всяком случае, не хуже той, что проводилась до процесса!

Баруа (после некоторого размышления). Право, я не знаю...

Люс (быстро). Не нужно жалеть о прошлом, Баруа, не нужно!

Зежер. Если бы тогдашнее правительство было на высоте, то не мы, а оно добивалось бы истины!

Люс. Вы замечаете только дурное, Крестэй. Вы не видите наступающих перемен. Республиканский строй обладает драгоценным качеством: это единственный строй, который можно усовершенствовать. Дайте демократии время снова вступить на правильный путь.

Крестэй. Все-таки недопустимо, чтобы те, чья политика не имела ничего общего с нашими устремлениями, бесцеремонно претендовали на плоды наших усилий. Помните историю пресловутой картотеки! Те, кто посмел организовать систему доносов в армии, не постеснялись прикрыться нашими принципами перед лицом палаты!

Зежер. Парламентская болтовня!

Баруа (печально). И потом это закон истории: победители немедленно перенимают пороки побежденных. Можно подумать, что от власти исходит какая-то зараза безнравственности.

Крестэй (мрачно). Нет. Дело даже не в этом: ведь все, что имело отношение к процессу, все, что было порождено им, - оказалось отравленным.

Люс (с упреком). Крестэй...