Жан Оторва с Малахова кургана

Нет! Оторва хотел полной свободы, чтобы вернуться к своей тяжелой жизни командира разведчиков, чтобы сражаться и днем и ночью… и заработать эполеты, обещанные ему его генералом. Генерал Остен-Сакен, известный своей лояльностью, сказал Жану в первый же день:

— Дорогой друг, я хочу во что бы то ни стало сохранить вам жизнь. Лучшая гарантия этого — ваше слово. Дайте слово чести, что вы не предпримете попытки к бегству, и вам будет предоставлена свобода передвижения в пределах наших укреплений.

Оторва ответил:

— Господин генерал, я вам очень благодарен. Но я умру, если не смогу выполнить свой долг.

— Так вы отказываетесь?

— Господин генерал, слово для меня священно.

— Я хорошо это знаю и именно потому прошу вас дать слово.

— Не могу!.. Нет… Я действительно не могу дать вам слово.

— Тогда, вместо того чтобы предоставить вам свободу, почетную для солдата, я буду вынужден заключить вас в каземат.

— Господин генерал, это меня мало беспокоит…

— С вами будут обращаться, как с нашими узниками… а мы их по головке не гладим…

— Я понимаю, что меня не будут держать в вате.

— День и ночь вас будут сторожить постовые, которые получат приказ убить вас при первой же попытке к бегству.

— Само собой разумеется.

— Малейшее насилие с вашей стороны, и вас с полным правом приговорят к смерти без промедления и пощады.

— В осажденном городе все приказы должны выполняться неукоснительно.

— И все же вы настаиваете на своем отказе?

— Да, господин генерал! И простите меня за то, что я так дурно ответил на вашу доброту. Я должен честно сказать вам, что использую все возможные средства, чтобы совершить побег… чтобы снова занять свое место в строю… пусть даже часовые будут стрелять в упор.

— Вы — храбрый и честный солдат! Я сожалею о тех строгих мерах, которые буду вынужден к вам применить… Но, будь я на вашем месте, я действовал бы так же.

— Но, видите ли… Может быть, все-таки есть способ все уладить.

— Я был бы очень рад. Что вы имеете в виду?

— Генерал Боске хорошо относится ко мне. Вы разрешите мне ему написать?

— Конечно. Садитесь и пишите.

Оторва сел и крупными буквами вывел следующие строчки:

«Господин генерал!

Я обещал вам водрузить французское знамя на Малаховом кургане. Но сейчас я в плену. Конечно, я убегу, но это трудно и может случиться не так скоро. Поэтому я дерзаю надеяться на то, что вы предложите его превосходительству графу Остен-Сакену, начальнику Севастопольского гарнизона, обменять меня на русского пленного.

Я умоляю вас, господин генерал, дайте мне возможность вернуться в строй и выполнить свое обещание при первом же случае.

Примите, господин генерал, выражение моего глубочайшего уважения и преданности.

Ваш солдат Жан Бургей».

Оторва протянул письмо коменданту и попросил его прочесть. Даже не взглянув на письмо, генерал вложил его в конверт и вызвал дежурного офицера.

— Лично передайте это письмо нашему парламентеру, — сказал Остен-Сакен. — Когда будет ответ, доложите.

— Слушаюсь, ваше превосходительство.

Было объявлено короткое перемирие. Боске, получив письмо, переслал его Пелисье. Пелисье, хорошо знавший и ценивший Оторву, написал Остен-Сакену:

«Главнокомандующий французской армии имеет честь предложить вашему превосходительству начальнику Севастопольского гарнизона обменять сержанта французской армии Оторву на полковника русской армии Керазина.

Пелисье».

Остен-Сакен ответил:

«Начальник Севастопольского гарнизона имеет честь отклонить предложение главнокомандующего французской армии. К своему глубокому сожалению, он отказывается обменять сержанта французской армии Оторву даже на полковника русской армии.

Остен-Сакен»[237]

.

Затем Остен-Сакен сказал Оторве, который с нетерпением ждал результата переговоров:

— Вот письмо вашего главнокомандующего. Прочтите его.

— О, ваше превосходительство! Это слишком лестно для меня… Я этого не заслужил.

— Вы так думаете? Прочтите мой ответ. Не кажется ли он вам еще более лестным?

— Как! Ваше превосходительство, вы отказываетесь? Не хотите обменять меня, унтер-офицера, на полковника?