Мне повезло: я снимался с самыми великими актерами. Все они были очаровательными людьми. Занудством отличались только мелкие «звездочки» или маленькие актеры, которые любят выпендриваться. Если вы снимаетесь с какой-либо дерьмовой звездочкой (имен не называю, некоторые из них еще живы), то они опаздывают на два часа. А вот Габен приходил на съемку за четверть часа и сидел, дожевывая свою котлету, обвязав шею бумажной салфеткой. Это были профессионалы в лучшем смысле слова. Они забавлялись на съемке и не забивали голову всякой метафизической мутью. Что вовсе не означает, что они были невежественными людьми. Я говорю им спасибо в каждом своем фильме. Когда играю мини-Габена, мини-Брассера, мини-Берри или мини-Симона.
С Габеном я встретился на картине «Обезьяна зимой». Приходя на съемку, он говорил: «Пузо болит. Сегодня вечером съем только ветчину и салат». Вечером, отправляясь поужинать, он говорил: «Выпью-ка я рюмку виски, ты как считаешь?» И мы выпивали. Потом он продолжал: «А не повторить ли нам по маленькой?». И мы повторяли. Утром все начиналось сначала: «Пузо болит. Вечером съем только ветчину и салат». Однажды он всех нас – Одиара, Коста-Гавраса, который был вторым ассистентом, и продюсера Бара – заставил сесть на велосипеды и объехать гостиницу «Норманди». И все это после выпитого белого вина. С Баром чуть не случился приступ, мидии трепыхались в наших желудках, а тот приговаривал: «Вперед, спортсмены!» Габен любил поесть и не был одинок. Когда мы снимали в Сахаре «100 тысяч долларов на солнце» Лино Вентура и Бернар Блие каждый день составляли меню из любимых блюд. А есть приходилось неизменно одно и то же – тушеный горох.
Габен любил театр. В последний раз я его видел на сцене «Комеди-Франсез» в день ухода на пенсию старого актера Луи Сенье. Фантастический вечер с Аджани, Гиршем. Мы оба очень смешно выглядели в смокингах и постоянно подшучивали друг над другом. Он говорил: «Сейчас эта официальная скучища кончится, а потом будет роскошная жратва, подцепим девочек и покутим на славу». В шесть утра он сказал: «Отложим, пожалуй. К сожалению, я устал».
Теперь, когда он умер давно, все восхищаются им. В свое же время ему порядком доставалось. Таким же был и Одиар. Сегодня все его обожают, а сколько грязи на него было вылито. И на меня тоже.
На «Обезьяне» я снова встретился с Ноэлем Роквером. Это был потрясающий сексуальный маньяк. Вытащив из кармана порнооткрытки, он любил показывать их. Сидевшая напротив жена все спрашивала: «Что ты делаешь?» Она была глуха, как пень. А тот невозмутимо отвечал: «Ничего, дорогая, показываю собаку!» Габен умирал от смеха. Весь день Роквер говорил только о женских прелестях. За два года до этого на «Бурном море» было то же самое. Приехав на съемку, он первым долгом спросил: «А эту цыпочку (он имел в виду Лоллоброджиду) можно трахнуть?»
В «Фершо-старшем» я снимался с Ванелем. Вне съемок Мельвиль был очаровательным, образованным человеком. Но на съемочной площадке вел себя мерзко. Если не со мной, то с техническим персоналом. Создавал невыносимую обстановку. Но все это не помешало нам успешно снять «Леона Морена» и «Стукача». Возможно, мы с Ванелем выглядели на первом слишком большими друзьями. Режиссеры нервничают, видя, как подружились их актеры. Они считают, что против них плетется заговор.
С удовольствием вспоминаю съемки в «Картуше», историческом фильме, где приходилось скакать на лошади, драться на шпагах. У меня уже сложились отличные отношения с де Брока, мы снова работали с Клаудией Кардинале и моим другом Рошфором. Фильм был развлекательным, и мы здорово веселились. Сегодня кино стало более серьезным. Тогда еще были такие психи, как продюсер Александр Мнушкин, которого я обожал почти, как второго отца. Мы могли позволить себе ужасные штуки, он рычал, плакал, но не скрывал восторга. Если мы не переворачивали вверх дном гостиницу, он начинал беспокоиться: «Что с вами? Вы не заболели?»
«Человек из Рио» снимался в Бразилии. В группе было человек тринадцать, Мнушкин в том числе. Будучи продюсером, он сам таскал костюмы, раскрашивал самолет. Разве сегодня такое увидишь? Этот фильм делался поистине ремесленным способом. Когда по ходу съемок мне надо было перебираться из одного небоскреба в другой, он сказал: «Я запрещаю тебе взбираться по этому тросу. Пусть это делает Жиль Деламар, наш каскадер. – А если Деламар разобьется? – Мне плевать. Это его работа!» В конце концов я проделал все сам. В другой раз он говорил: «Ты ведь не станешь перебираться сам по карнизу из одного окна в другое?» И после паузы: «Ты думаешь, так будет лучше?»