Жан-Поль Готье. Сентиментальный панк

Обладая проницательностью, способностью предвидеть изменения в обществе, Жан-Поль ожидал финансового кризиса, разразившегося на всем пространстве от Нью-Йорка до Дубая. Еще до того, как Жан-Клод Трише понял, что графики КЭК-40 идут вниз[234], этот эксперт полностью изменил стиль. Узкий свитер с треугольным вырезом, джинсы, куртка, тотальный черный цвет. Черный стал новой тенденцией. Только одна деталь выбивалась из стиля: надетая через плечо сумочка из мягкой кожи, лямка которой напоминала пластырь. Вместо юбки у мужчин появилась сумка, так, довольно скромно, великий стилист напоминал всем о том, что он делал для равноправия полов. На руках ни кольца, ни браслета: ничего лишнего. Его кеды не от «Эрмес», хотя им было бы лестно обувать модельера дома моды.

«Туфли сделаны для того, чтобы было удобно ходить», – отвечает он, смеясь. Единственная фривольная деталь: элегантные квадратные часы с двойной линзой с известным слоганом: «Это Мартин нарисовал». Мартин – это Маржела, его предшественник на улице Фобур-Сент-Оноре, его бывший ассистент, его друг навсегда. Во всем остальном Жан-Поль – решительный противник слоганов. Он всегда сам воплощал свою марку, и он посвятил себя – рост метр восемьдесят, худощавый, мускулистый – не науке, а моде; человек-сэндвич в килте, с обесцвеченными волосами, Готье всегда использовал только собственные идеи. Его убежденность в том, что «less is more», строгость и скромность были очень привлекательны. «Мне интересно создавать модные вещи для других», – небрежно бросает он, принимаясь за первое из трех блюд, которые заказал в ресторане «Каса Олимп». Сентиментальный панк постепенно превратился в аскетичного рокера. Но эта безупречная униформа в стиле «Эммаус»[235] печалила его клиенток. Даже баронессам и графиням второго поколения нравилась футуристичная атмосфера «Заводного апельсина», которую создавал вокруг себя этот одаренный человек. Покупательницы прет-а-порте тоже были удивлены его новому стилю бесебеже, такому аккуратному и сдержанному. «Складывалось впечатление, что он все время носит одни и те же штаны и один и тот же свитер», – объясняет одна модница.

На самом деле его огромная правильной формы гардеробная на авеню Фрошо напоминала гардеробную Бэйтмена, золотого мальчика и серийного убийцы из фильма «Американский психопат». Ее содержимого хватило бы дюжине Жан-Полей. Шерстяные брюки в количестве, которое удовлетворило бы нужды целой армии, пятьдесят аккуратно сложенных рубашек, ждущих своего часа, легион спортивной обуви «Найк» и ботинок «Сен-Лоран» располагались по соседству с отрядами пальто и плащей с монограммой «JPG». Но мало кто мог попасть в медвежью берлогу кутюрье. Этой привилегии удостаивались всего трое-четверо его близких друзей. «Ну как это так, кто вообще приходил к нему? Да совсем никого не приглашали! – восклицает Эвелин, кузина Жан-Поля. – Последний ужин он устраивал по случаю наступления 2000 года. Нас там было около двадцати человек: семья Потар, семья Менуж и семья Готье!» Да, такая вечеринка не заинтересовала бы Массимо Гарджия[236]. Требовался суперсекретный код, чтобы проникнуть в эти мифические двери, в двух шагах от Пигаль. В этом квартале Джанго Рейнхардт устраивал цыганский костер – жег свою мебель в камине, бородатый карлик Тулуз-Лотрек приглашал ночами моделей в свою здешнюю студию, а его соседка записывала время его ухода и возвращения, на всякий случай. Дом номер 1: агонизирующий опечатанный частный особняк неоготического стиля с витражными окнами, который называли домом с привидениями. Он по очереди принадлежал композитору Виктору Массе, Сильви Вартан и Маттье Гали, критику из «Экспресс», который купил его у актрисы в конце шестидесятых годов.