Читаем Жан Расин и другие полностью

Среди этих дам встречались такие громкие имена, как маркиза де Сабле, в будущем приятельница герцога де Ларошфуко и, может быть, в какой-то мере соавтор его «Максим», как принцесса Мария Гонзаго, ставшая вскоре королевой Польши. Порывы их были вполне искренни, но не слишком глубоки и долговечны. Сен-Сиран и мать Анжелика не выражали поэтому особого восторга по поводу их благочестия и в отношении к ним сохраняли, при всем доброжелательстве, недоверчивые оговорки. Как-то Анжелике рассказали, что польская королева раздает непомерно щедрую милостыню, а на уговоры приберечь что-нибудь на черный день отвечает: «Нет, я не хочу копить; если я овдовею, как бы ни было скудно мое имение, его всегда достанет, чтобы мать Анжелика приняла меня в Пор-Рояль-в-Полях».

Анжелика на это сказала: «Не знаю, следует ли нам желать, чтобы она стала одной из наших монахинь. Королева, если только она не настоящая святая, несомненно занесет с собой в монашескую обитель рассеянье и расслабленность. Они избалованы до крайности, и к тому же я не вижу особых причин надеяться, что с ней произойдет чудо: ведь короли и королевы суть ничто перед Богом, и весь блеск их титулов призывает на их головы скорее отвращение Господне, чем его любовь».

Хотели того руководители Пор-Рояля или нет, отсветы этого суетного блеска ложились на монастырские стены. Самый арест Сен-Сирана по приказу Ришелье, его заточение привлекали к Пор-Роялю все больше взглядов, сочувственных, негодующих и, конечно, просто любопытствующих. Тем более что Сен-Сиран и из темницы продолжал наставлять своих духовных детей – а среди них того, кому будет суждено стать признанным главой нового поколения янсенистов, их теоретиком, политиком и бойцом, кто более всех будет способствовать превращению учеников святого Августина из горстки отшельников и монахинь в некое подобие идеологической партии: последнего из детей Антуана Арно, Антуана Арно-младшего, прозванного современниками «Великим Арно».

Антуан Арно был моложе своего брата Робера д’Андийи на двадцать четыре года. Он с юности готовился к церковной карьере, изучал теологию на богословском факультете Сорбонны под руководством отца Леско – духовника кардинала Ришелье, одного из тех, кто будет допрашивать Сен-Сирана в Венсене. С блеском защитив диссертацию, он получил несколько выгодных церковных должностей и вел жизнь наполовину светскую, что не считалось зазорным для тогдашнего священника, но его строгих родственников в Пор-Рояле (в том числе и его мать, принесшую монашеские обеты после смерти мужа) огорчало. Сен-Сирана же более всего беспокоило в молодом докторе теологии его тщеславие ученого, для янсениста едва ли не самая опасная разновидность суетной человеческой гордыни. Советуя своему духовному сыну смирять честолюбие молитвой и постом (дважды в неделю), а любовь к благам земным – дарственной Пор-Роялю на все имущество, Сен-Сиран позаботился и о том, чтобы найти должное применение его талантам и темпераменту.

В 1640 году вышел в свет Янсениев «Августин» и сразу же вызвал ожесточенные споры. Заточение Сен-Сирана длилось уже третий год, здоровье его было подорвано, да и душевные силы временами оставляли его: в минуту слабости он даже поддался уговорам друзей и написал уклончиво-объяснительное письмо Ришелье по поводу давних их теологических контроверз об истинном раскаянии – о чем, впрочем, сразу же пожалел и впредь стоял на своем твердо. Но так или иначе, для прямого полемического боя сам Сен-Сиран не годился. Миссию открытой защиты правого дела он возложил на Антуана Арно: «Tempus tacendi et tempus loquendi[1]. Настало время говорить; молчать было бы преступлением…» К увещеваниям наставника в душе молодого доктора теологии присоединялся последний завет матери. Когда она умирала, Антуан Арно не имел еще ни священнического сана, ни ученого звания, и ему не разрешили участвовать в церемонии соборования, что противоречило бы обряду и к тому же «означало бы слишком большую уступку природе»; тогда он попросил хотя бы узнать, какие слова мать хотела передать ему в качестве последнего напутствия. Слова звучали так: «Пусть он никогда не ослабляет рвения в защите истины».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное