Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников

– В конце концов, на свете есть и другие горбуны. Этот, возможно, всего-навсего друг наследника. Горбуны общаются между собой. Возможно, один предоставил другому старый дом на время каникул?

Мужчина обернулся к красивой женщине, которая как раз подходила к дому, и крикнул:

– Ну как, тебе нравится?

Она с восторженным выражением на лице разглядывала все вокруг.

– Полюбуйся этими гигантскими кустами ежевики. Этими непролазными зарослями розмарина с оливковыми деревьями! – восклицал горбун.

– А как цветет шиповник, – в тон ему отвечала женщина. – Ты когда-нибудь видел такой красивый?

– Это и есть Параду Золя![18] – опять закричал горбун. – И даже лучше, чем Параду!

Уголен никогда не слышал о Золя, а шиповник был ему известен как «жоподёр».

Горбун сделал несколько шагов по густым зарослям.

– Эме, иди сюда! Смотри, какие тут чертополохи!

Она подбежала и остановилась рядом с ним, восторженно охая.

– Не прикасайся к ним. Когда я доберусь до ножниц, срежу их для тебя! – Оглядевшись вокруг, он восхищенно добавил: – Да их тут сотни! Это просто сказка! Мне тяжело будет их уничтожать, но перед этим я их сфотографирую!

Уголен слушал разговор двух умалишенных и не верил своим ушам. Ему было жаль тех усилий, которые он потратил на все эти страшные колючки, приводящие пришельцев в неописуемый восторг.

– Ну, за работу! – вдруг воскликнул горбун.

Обернувшись, женщина увидела покалеченный фасад фермы; уронив цветы и набожно сложив руки, она взволнованно произнесла:

– А вот и самое прекрасное!

– Не правда ли? Я тебе говорил: это и есть древний Прованс, и не исключено, что эти обветшалые стены воздвиг когда-то римский крестьянин!

Они молча смотрели на дом, затем мужчина вытащил из кармана какой-то блестящий предмет, приложил его к своим губам, и Уголен услышал чудесную музыку, исполненную на губной гармонике. Женщина запела:

Закрыв глаза, я вижу:
Во глубине холмов
Наш домик белоснежный
Затерян средь лесов.

Чистый, мощный, глубокий голос звучал изумительно, и эхо ответило ему с величайшим почтением.

Уголен, мало восприимчивый к музыке, подумал про себя: «А что у них на подводе?»

И сразу получил ответ: возница, остановив мулов на дороге прямо над домом, стянул брезент, и на солнце засверкала лакированная мебель.

Горбун вынул из кармана тяжелый ржавый ключ, подошел к двери, вставил его в замок, и дверь с гулким низким скрежетом подалась…

Погонщик мулов уже спускался по тропинке, неся на голове лакированный стол; женщина вошла в дом вслед за ним.

Пока она распахивала ставни на окнах, мужчины снова показались на пороге. Горбун был уже без пиджака: засучив рукава рубашки, он двинулся вслед за возницей к подводе.

Уголен недоумевал: «Он это или не он?»

Потом он вспомнил: Цап-Царапка писала, что он высокого роста, а жена у него рыжая. Но ведь она не писала, что та поет и что у них девочка… И еще, если верить Цап-Царапке, горбун служит налоговым инспектором в городе. С чего бы это налоговый инспектор поперся в холмы со всей своей мебелью и семьей? Во время каникул – пожалуйста, но не в марте же месяце! Может быть, они решили просто привести дом в порядок, подготовить его к будущему лету. Скорее всего, так оно и есть…

Хорошо это или плохо?

С одной стороны, плохо, потому что если это тот самый горбун, то он никогда не согласится продать ферму. Но, с другой стороны, он ли это или кто-то другой, все равно это не крестьянин! Он не будет жить здесь круглый год, и можно будет взять у него поле в аренду и сделать вид, что нашелся родник… Раз эти люди в восторге от чертополохов, то уж гвоздикам и подавно будут рады! Для них будет сплошным удовольствием их фотографировать!.. Нужно с ними сейчас же поговорить и поладить.

Спрятав ружье в кустах, он подошел к мужчинам, которые вынимали из подводы свернутые матрасы.

– Добрый день. Привет честной компании! – улыбаясь, самым доброжелательным тоном воскликнул он.

– Добрый день, сударь! – ответил немного удивленный горбун.

– Я подумал, вы не будете против, чтоб я вам подсобил? – приветливо спросил Уголен.

– Разумеется! – выпалил веселый погонщик мулов. – А я все голову ломал, удастся ли нам перенести вон тот буфет, не разбирая его!

– Да, есть у нас такая загвоздка, – добавил горбун, – так что я был бы вам очень благодарен, если бы вы помогли нам с нею справиться!

У него был красивый низкий голос, миндалевидные глаза цвета жареного кофе, очень белые зубы, а на бледный лоб падал завиток блестящих черных волос. Уголена поразили его длинные мускулистые руки.

– Постараемся! – бросил Уголен.

– Я тысячу раз благодарю вас за помощь. Вы из Обани?

– Нет, я из Бастид-Бланш. Но живу не там. Мой дом – последняя ферма, которую вы миновали по пути сюда, ниже по склону.

– Значит, мы с вами будем почти соседями.

– Меня зовут Уголен, Уголен де Зульма. Это не означает, что я дворянин, – добавил он, смеясь. – По-здешнему это значит, что мою мать звали Зульма, а фамилия моя Субейран.