— Не взяла она письмо, Григорий Мстиславович, — угрюмо покачал головой паренек. — Я ж ее дождался. Она как раз из дома вышла и к машине пошла, которая ее дожидалась. Ну я и кинулся к ней. Но меня еще на подступах ее стражник остановил. Тогда я ей крикнул, что у меня до нее есть послание. Она вроде сначала и заинтересовалась, но потом спросила от кого. А я с дуру ляпнул, что от вас. Вот тогда-то она сразу свой интерес потеряла, да еще и своему псу сторожевому сказала гнать меня взашей и к поместью ихнему не подпускать, — грустно закончил Сашка.
Это было... неприятно. И вот как мне тогда с ней объясниться, раз она даже шанса мне не дает?
— Извините меня, Григорий Мстиславович, — тихо прошептал Сашка, уставившись в пол.
— Да ты-то здесь причем, — махнул я рукой. — Ладно. Не переживай. Придумаю что-нибудь.
Но хоть я так и сказал, конкретных мыслей у меня не было. Ни в этот день, ни в последующие. От отчаяния я даже снова обратился к Боголюбову, чтобы хоть через него попробовать весточку Лиде передать. Однако просто так приехать к Воронцовым он не мог — не те у него с ними отношения. А на звонок ему ответили, что Лидии нет дома.
Хорошо хоть в институте никаких проблем у меня не случилось. В первый день ректор с преподавательским составом еще поспрашивали, как прошел прием у императора. Но без навязчивости, за что им огромная благодарность. А на следующий даже такие осторожные расспросы прекратились. Даже не знаю — обычная это их человеческая вежливость, или они заметили мое состояние и нежелание с кем-либо общаться.
Однако в среду моя жизнь совершила новый поворот, начавшийся с вызова в жандармерию под светлые очи господина ротмистра Агапонова.
Глава 22
Когда Дормидонт Поликарпович утром передал мне, что мне звонили из «управления» и настоятельно советовали зайти до того, как я пойду в институт, признаться, ничего хорошего я не ждал. Уж очень беспокойные дни мне выдались в последнее время. К тому же в понедельник я уже был у Агапонова, сдавая очередной еженедельный отчет, и тогда ротмистр принял его как обычно. То есть, причин ждать чего-то хорошего у меня не было. Но я ошибся.
В холле на первом этаже здания управления первым шоком стала улыбка дежурного офицера, который не поленился встать из-за своего стола, подойти ко мне и пожать руку, искренне поздравив меня... с чем-то. Из его короткого «поздравляю, так держать» я не понял ни-че-го.
Поднявшись к Агапонову, я застал у дверей его кабинета моего бывшего куратора — Пантелеева. Тот тоже пусть и без энтузиазма, но все же протянул мне руку и передал свои поздравления, распалив мое недоумение и удивление еще больше.
Все стало ясно, когда я вошел в кабинет моего начальника. Агапонов в этот момент заполнял какие-то бумаги, но стоило мне зайти, тут же прервал свое занятие и вышел из-за своего стола.
— Ну-с, Григорий Мстиславович, поздравляю!
— Спасибо, — пожал я ему руку. — Но с чем?
— Вы не знаете? — удивился ротмистр. И тут же довольно улыбнулся. — Значит, работает наша служба как надо! Ни слова никому!
— Так может, вы меня просветите?
— Конечно, — кивнул Агапонов и повернулся к своему столу, вытянув из стопки бумаг пару листков. — Вот, ознакомьтесь, — протянул он мне их.
Я бегло пробежался по тексту и наконец все встало на свои места. Мой рапорт о существенных «дырах» в безопасности института по работе с опасными химреагентами наконец-то был проверен. На его основе прошла проверка и других заведений с похожей специализацией, что выявило существенную утечку химических реагентов «на сторону». А ведь это не просто реагенты — с их помощью можно легко собрать самодельное взрывное устройство и устроить теракт!
Выводы были сделаны, написаны новые инструкции по передачи реагентов институтам и контролю за ними, а мне за проявленную бдительность присвоено звание поручика. Для начала. Потому что во второй бумаге была резолюция о моей деятельности во время устроенной после нападения на поместье губернатора облавы и те выводы, что я написал в отчете после нее. О том, что нужно бы почаще проверять сведения о проживании агентов и их деятельности, а то больше половины адресов оказались «пустышками», что привело к потере времени на их проверку. Результат того моего отчета — еще одно повышение звания до штабс-ротмистра. Нехило!
Но по некоторому размышлению я все же пришел к выводу, что внеочередное звание мне дали не за рапорт по результатам облавы, а за спасение людей на балу у губернатора. Элита умеет ценить свою жизнь и щедро награждать тех, кто ее оберегает. Иначе фиг бы мне, а не звание штабс-ротмистра. Отделались бы поручиком «по совокупности» так сказать.
— Как понимаете, с таким званием у вас, Григорий Мстиславович, и оклад нынче будет выше, и направление вашей деятельности интереснее, — подвел итог Агапонов.
— Что вы имеете в виду? — напрягся я.