Жангада. Школа робинзонов

— Наконец-то я близок к цели! — вскричал он. — И ничуть не жалею о трудностях долгого пути от берегов Атлантического океана до верховьев Амазонки! Ведь могло статься, что нужный мне человек уехал бы из Америки и поселился за тридевять земель отсюда. Как бы я тогда до него добрался? Но нет! Он здесь: стоит мне влезть на вершину высокого дерева, и я увижу крышу дома, где он живет со всей своей семьей!

Снова схватив листок в руки и возбужденно размахивая им, бразилец продолжал:

— Сегодня же вечером буду у него! Сегодня же он узнает, что его честь и жизнь заключены в этих строчках! А когда захочет получить шифр, чтобы их прочитать, — ну что ж, тогда пускай раскошеливается! Если потребую, отдаст за него все состояние, как отдал бы свою кровь. Тысяча чертей! Товарищ, доверивший мне сию бумажку и раскрывший ее тайну, не подозревал, что сделает меня богачом!

Торрес в последний раз взглянул на пожелтевший листок и, бережно сложив, спрятал в медную коробку, служившую ему кошельком.

Все его состояние умещалось в коробочке величиной с портсигар. Он хранил в ней монеты всех граничащих с Бразилией стран: два двойных кондора из Соединенных Штатов Колумбии, каждый стоимостью примерно по сто франков; венесуэльские боливары франков на сто; перуанские соли на такую же сумму; несколько чилийских эскудо, самое большее на пятьдесят франков, и еще кое-какую мелочь. Все вместе они составляли не более пятисот франков.

Несколько месяцев назад Торрес неожиданно оставил должность лесного стражника, поднялся вверх по бассейну Амазонки и, перейдя границу Бразилии, вышел на территорию Перу.

Путешественнику не требовалось много денег на путевые расходы. Он ничего не платил ни за жилье, ни за одежду; пищей его снабжал лес. Ему хватало нескольких рейсов на табак, который он покупал в миссиях[8] или в деревушках, попадавшихся по дороге, и на то, чтобы наполнить горячительным дорожную фляжку. Таким образом он покрыл большое расстояние, почти ничего не тратя.

Торрес положил коробку в небольшое углубление под корнем. Обычно он держал ее в кармане куртки, но сейчас решил спрятать понадежнее.

Стоял палящий зной. Тяжелый воздух будто застыл в полной неподвижности. Если бы на церковной колокольне в ближайшей деревне имелись часы, они пробили бы два пополудни, и даже слабый ветерок донес бы их бой до Торреса, который находился всего в двух милях от нее. Но бродяге незачем рассчитывать свои действия с особой точностью. Он завтракает и обедает, когда захочется или когда получится, а засыпает, как только его сморит сон. Если для него не всегда накрыт стол, то постель под тенистым деревом готова в любое время.

Бразилец все утро шагал по лесу, а теперь немного перекусил и был не прочь передохнуть, с тем чтобы часика через два с новыми силами пуститься в дорогу.

Однако Торрес никогда не укладывался сразу, без приготовлений: пропускал глоток-другой чего-нибудь покрепче, а потом выкуривал трубочку. Водка возбуждает мозг, а табачный дым навевает туманные грезы. Во всяком случае, так считал Торрес.

Бродяга поднес к губам флягу из выдолбленной тыквы с напитком, известным в Перу под названием «чика», а в верховьях Амазонки чаще именуемый «кайсума». Его приготовляют из сока сладкой маниоки[9], которому дают перебродить. Наш лесной стражник, человек с луженой глоткой, считал необходимым добавлять к чике еще и изрядную дозу тафии[10].

Сделав несколько глотков, он встряхнул флягу и с огорчением убедился, что та почти пуста. Затем, достав короткую трубку, сделанную из древесного корня, набил ее крепким бразильским табаком старинного сорта «петен».

Табак Торреса не имел ничего общего с современным первосортным «скаферлати», но будучи непривередлив в вопросе курева, как и во многих других, достал огниво, высек огня, разжег немного липкого вещества, известного под названием «муравьиного трута», и раскурил трубку.

После десятой затяжки глаза его закрылись, трубка выскользнула из рук, и он уснул или, вернее, впал в забытье, которое нельзя назвать настоящим сном.

Глава II. Вор и обворованный

Торрес проспал около получаса, когда под деревьями послышалось легкое шуршание. Казалось, кто-то шел босиком, стараясь ступать осторожно, чтоб его не услышали. Если бы бродяга не спал, он бы сразу насторожился, так как старался избегать нежелательных встреч. Еле слышный шорох затих возле дерева, под которым лежал Торрес.

В лесах Верхней Амазонки водится множество цепкохвостых обезьян: легкие и изящные сахиусы, рогатые сапажу, моносы с серой шерстью, сагуины, с такими уморительными рожами, что порой кажется, будто они в масках. Но из всех обезьян самые своеобразные, бесспорно, гуарибы. У них общительный и совсем не злобный нрав, не то что у свирепых мукур; к тому же в них силен общественный инстинкт. Стая гуарибов дает о себе знать еще издали монотонным гулом голосов — ни дать ни взять церковный хор, поющий псалмы.