Жанна

Чисто технически, если кто-то из простых солдат сегодня ночью сбежит, то ему ничего не будет. Учёта их никто особо не ведёт, отношение как к таджикам на московской стройке, не считают даже особо тщательно, поэтому участие в осаде монастыря, при условии бегства в далёкие края или, в идеале, другую страну, легко может сойти с рук. Да и имена их особо ничего не скажут, Жаков и Клодов во Франции пруд пруди, фамилии не распространены, словесные портреты в Испанию или Священную Римскую империю высылать никто не будет, ибо малоэффективно. Скрыться и изменить свою жизнь навсегда реально.

А вот знатным бургундским воинам настала капитальная крышка, ведь аристократов мало, они, как правило, знают друг друга не только в лицо, но ещё и по родовому гербу. Сбежать и уцелеть при этом – автоматически означает отказ от родовых регалий, а это для людей подобного сословия хуже смерти. Деваться им некуда. Положение хуже не придумаешь.

Позавтракав и поболтав с братьями-монахами на различные бытовые темы, Жанна поднялась на крепостную стену.

Арким беспросветно дрых, поэтому не отвечал ей, но сейчас и не требовалось его помощи и совета.

– Что делаете? – спросила Жанна у братьев, заряжавших скорпион.

– Сейчас разошлём послания бургундам, – улыбнулся брат Аргент. – Вот эти вот послания…

К метательным снарядам были прикреплены запечатанные пергаментные свитки.

– И что там? – заинтересовалась Жанна.

– Требование для простых людей разоружить аристократов и сдать их монастырю, – ответил монах. – За это полагается помилование и отпущение греха.

– Это сработало бы, умей кто-то из них читать, – вздохнула Жанна.

Брат Аргент озадаченно почесал затылок. Он настолько сильно привык обществу грамотных и начитанных людей, коими являлись монахи монастыря исповедника Терентия, что упустил факт тотальной неграмотности среди простолюдинов.

– Это указ святого отца Франсуа, – в конце концов пожал он плечами. – Наше дело малое.

Скорпионы выставили на максимальную дальность и запустили в направлении осадного лагеря с интервалом десять минут между выстрелами.

Сначала бургундцы подумали, что их таким образом атакуют, но затем они заметили на снарядах пергаменты и начали их изучать, осознав, что это своеобразное послание.

Наконец, до пергамента добрался кто-то из знатных воинов, прочитавший содержимое и начавший гневно размахивать руками, отгоняя солдатню.

Далее он демонстративно принял факел у прибывшего солдата и сжёг пергамент. Жанна смотрела на это с улыбкой.

Всего до полудня было отправлено пятьдесят семь сообщений воздушной почтой, а потом, не увидев должного эффекта, приор-настоятель приказал прекратить напрасно тратить недешёвый пергамент.

День Жанна провела в тренировках.

Пусть она уже состоявшийся непревзойдённый мастер меча, натренированный «монастырской фехтовальной школой», которую веками ставил меч Арким, лично тренировавший поколения монахов, но постоянная практика – залог непобедимости.

Вечером Жанна приняла традиционную ванну и легла спать.

А посреди ночи, за два часа до побудки, то есть в четыре часа, в себя пришёл Арким.

– Какое прекрасное утро, твою мать! – с этими словами активизировался он. – Который час?!

Жанна открыла глаза и неодобрительно уставилась на меч, лежащий на обитом мехом резном кресле из дуба.

– Не знаю который час, но ещё слишком рано для подъёма, – ответила она.

– А, окей, – произнёс Арким. – Тогда спи, я мешать не буду.

Самому мечу снился сон.

Сны ему снятся чрезвычайно редко, поэтому он относится к каждому из них с предельной внимательностью.

И сегодняшний, точнее вчерашний, был просто удивителен.

В нём Арким узнал своё далёкое будущее и оно ему не сильно понравилось. Мало кому понравится стать фамильным мечом некоей долгоиграющей аристократической династии времён развитого огнестрела. Да-да, это значило, что он обречён будет торчать в оружейной, а потом, когда династия окончательно вымерла, его судьбой стало нахождение в некоем музее Позднего Средневековья. И пасть открывать будет нельзя, ибо последствия этого будут печальны и сопровождены радиоуглеродными анализами, проверками по шкале Рокуэлла, Мооса и прочими истязаниями честного меча.

Печальная участь.

Но это будет потом, поэтому сейчас он собирался оторваться по максимуму.

//Королевство Франция, монастырь исповедника Терентия, 12 августа 1427 года//

Маркграф запросил очередные переговоры, но его в вежливой форме послали к дьяволу.

Начался осенний ливень, стало весьма сыро, а в осадном лагере совсем уж печально: развелась жидкая грязь, которая затрудняла передвижение телег и повозок, прибывающих вместе с фуражирами, в просторечии также называемых мародёрами.

Пребывание такой прорвы бургундцев на определённой территории означало грабёж и разорение для окрестных деревень, расположенных на монастырских землях.

Также сырость плохо влияла на хранимые осаждающими запасы провианта, что не добавляла им радости.