Жанна д'Арк

Он был пчелиным королем маленькой деревни, ютившейся у подножия хмурых башен и бастионов замка Кудрэ, – и общепризнанным властелином распивочной местного трактира. Стоило ему там раскрыть рот – и воцарялась тишина. Эти простые ремесленники и земледельцы слушали его с глубочайшим вниманием и благоговением. Ведь он путешествовал и видел божий мир, – вернее, ту часть его, что лежит между Шиноном и Домреми, – а для них и этого было много: хоть бы частицу этого повидать, и то слава богу. Он побывал в сражениях и умел мастерски описывать все неожиданности и злоключения, все опасности и ужасы походной жизни – в этом искусстве он был неподражаем. Он был петухом в этом курятнике, героем этой харчевни: он привлекал посетителей, как мед привлекает мух; а потому за ним ухаживали и трактирщик, и его жена, и дочь – они были его подобострастными и покорными слугами.

Большинство людей, одаренных талантом рассказчика, – этим великим и редким талантом, – отличаются также предосудительной привычкой излагать свои излюбленные рассказы всегда одинаково, а это вредит их успеху: после нескольких повторений их повести кажутся избитыми и скучными. Но не таков Паладин: его мастерство было утонченнее; когда он в десятый раз описывал сражение, то его рассказ слушали с большим трепетом и интересом, чем в первый, потому что он никогда не повторялся, но создавал новую битву, великолепнее прежних, и с каждым разом возрастали потери врага, расширялись границы народного бедствия, увеличивалось в окрестностях страны число вдов, сирот и страдальцев. Он сам только по названиям мог отличить свои сражения одно от другого, и, описав одно из них десять раз подряд, он чувствовал необходимость отложить его в сторону и приняться за другое, потому что прежняя битва так разрасталась, что уже не могла поместиться во Франции, и переливалась через края. Однако вплоть до этого момента слушатели не желали замены старой битвы новыми, зная, что старые битвы лучше и что они все совершенствуются, пока Франция может их вместить. Итак, вместо того, чтобы сказать ему, как они сказали бы другому: «Нет ли у тебя чего-нибудь новенького, нам уж надоело это старое», – они единодушно и с увлечением просили: «Расскажи-ка еще про неожиданную стычку под Болье, расскажи три или четыре разочка подряд!» Много ли на свете рассказчиков, которым пришлось услышать столь высокую похвалу?

Сначала Паладин огорчился, когда мы рассказали о виденных нами в королевском дворце торжествах; ему обидно было, что его не взяли; через некоторое время он принялся рассказывать, как держался бы он, если бы присутствовал там; а через два дня он уже сообщал, как он держался, когда был там. Мельница пошла полным ходом и не нуждалась в поощрении. Спустя три вечера оказалось, что его сражения отдыхают: поклонники его так увлеклись величественным описанием приема в королевском дворце, что ничего больше и не желали и готовы были забыть все ради рассказа.

Однажды Ноэль Ренгенсон спрятался среди слушателей и рассказал мне, а потом мы отправились слушать вдвоем, упросив жену трактирщика предоставить в наше распоряжение свою комнатку, где мы могли бы, став у дверей, видеть и слышать через оконце все происходившее.

Зала для посетителей была просторна; впрочем, это не мешало ее уютному и гостеприимному виду, так как повсюду на кирпичном полу были беспорядочно расставлены радушные столики и стулья, а в широком камине, потрескивая, пылал яркий огонь. Славно было сидеть тут в холодные и бурные мартовские вечера, и под этим кровом собиралась добрая компания, которая в ожидании повествователя благодушно потягивала вино и перекидывалась словами. Хозяин, хозяйка и их миловидная дочь сновали среди столиков туда и сюда, едва успевая удовлетворять требования посетителей. Комната эта была длиною примерно так около сорока футов, а в средней ее части было оставлено свободное пространство, находившееся в полном распоряжении Паладина. В конце этого прохода были устроены подмостки в десять или двенадцать футов шириной; на возвышении этом, куда надо было всходить по трем ступенькам, стояло огромное кресло и столик.

Среди занятых винцом посетителей было несколько знакомых нам лиц: сапожник, коновал, кузнец, токарь, оружейник, пивовар, пекарь, мельничный батрак в своей обсыпанной мукой куртке – и так далее; и как подобает, – ибо так водится во всех деревнях – самой важной и заметной персоной был цирюльник. Так как его должность заключается в том, чтобы рвать всем зубы и для поддержания здоровья делать раз в месяц кровопускание всем взрослым обывателям, – то он знако́м со всеми решительно и, благодаря постоянному общению с людьми различных положений, усвоил все тонкости приятного обращения и как никто способен вести занимательную беседу. Было также немало возниц, погонщиков и им подобных до странствующих ремесленников.