Жанна д'Арк

А у врагов, напротив, царило оживление. Известие о пленении Жанны на другой же день долетело до Парижа, и ликующие англичане и бургундцы денно и нощно оглушали жителей радостным звоном колоколов и благодарственным громом пушек. На следующий день наместник генерал-инквизитора послал к герцогу Бургундскому гонца с требованием передачи пленницы в руки духовенства, чтобы предать ее суду как язычницу.

Англичане осознавали благоприятность момента, и в действительности всем руководила английская власть, а вовсе не духовенство. Церковью воспользовались как прикрытием, как уловкой. И причина тому была уважительная: Церковь не только могла лишить Жанну жизни, но и искоренить влияние ее имени; светский суд лишь способствовал бы его возвеличиванию и бессмертию. Жанна д'Арк являлась во Франции единственной силой, которую англичане не презирали, а считали реальной угрозой. Они рассчитывали, что если только явить ее богоотступницей, еретичкой, ведьмой, посланницей Сатаны, а не Неба, то владычество Англии будет сразу восстановлено.

Герцог Бургундский гонца выслушал, но действовать не торопился. Он не сомневался, что вскоре выступит французский король — или французский народ — и заплатит за нее более высокую цену, чем англичане. Он бдительно сторожил Жанну, заключенную в замке, и ждал неделю за неделей. Он был принц французской крови и в глубине души стыдился продать пленницу англичанам. Но сколько он ни ждал, со стороны французов предложений не поступало.

Однажды Жанна хитро обманула тюремщика и не только ускользнула из тюрьмы, но заперла его самого. Однако бегство ее было замечено часовым: ее поймали и привели назад.

Тогда ее поместили в другой, более надежный замок — Боревуар. Произошло это в начале августа; она пробыла в заточении уже два с лишним месяца. Здесь ее заперли в верхней камере башни, имевшей шестьдесят футов высоты. Тут она протомилась тоже немало: около трех с половиной месяцев. И в течение этих пяти тоскливых месяцев плена она знала, что англичане, прикрываясь религией, торгуются из-за нее, как торгуются при покупке раба или лошади, — и что Франция молчит, молчит король, молчат ее друзья. Да, это было позорно.

И однако, услышав наконец, что Компьен осажден врагом и, вероятно, будет взят и что неприятель грозит беспощадным истреблением всем его жителям, даже малолетним детям, — она тотчас загорелась желанием поспешить к нам на помощь. Она разорвала свои простыни на полосы, связала их и ночью спустилась из окна по этому непрочному канату. Он оборвался; она упала и жестоко расшиблась и три дня пролежала без памяти, не принимая ни пищи, ни питья.

Но вот к нам подоспело подкрепление с графом Вандомским во главе. Компьен был спасен, осада снята. Для герцога Бургундского это явилось большим несчастьем. Он остро нуждался в деньгах — и был как раз подходящий момент для возобновления торга. Англичане тотчас снарядили французского епископа — навеки заклеймившего себя Пьера Кошона из Бовэ. Ему в случае успеха обещали незанятое тогда епископство руанское. Он предъявил требование, чтобы его назначили председателем церковного суда над Жанной, — на том основании, что поле сражения, где она была взята в плен, находилось в пределах его епархии.

По военным обычаям того времени, за принца королевской крови назначался выкуп в 10 тысяч ливров золотом, то есть 61 125 франков — вполне определенная сумма, как видите. Раз выкуп предлагался, его следовало принять; отказаться не имели права.

Кошон явился от англичан с предложением выкупа именно в этом размере — за бедную крестьянскую девушку предложили как за принца королевского дома. Вот неоспоримое доказательство, что англичане считали ее влияние крайне опасным. Выкуп был принят. За эту сумму и была продана Жанна д'Арк, спасительница Франции; продана своим врагам; продана врагам своего отечества; врагам, которые бичевали, терзали, разрывали Францию в течение столетия и превратили это глумление в воскресную забаву; врагам, которые давным-давно забыли, каково лицо француза, — так привыкли они видеть только его спину; врагам, которых она отхлестала, которых она укротила, которых она научила уважать французскую отвагу, воскресшую в ее народе могуществом ее вдохновения; врагам, которые жаждали ее крови, считая ее жизнь единственным препятствием между триумфом англичан и унижением французов. Продана французским принцем французскому попу, между тем как французский король и французский народ стояли, неблагодарные, в стороне и ничего не говорили.

А она, что говорила она? Ничего. Ни единого упрека не сорвалось с ее уст. Для этого она была слишком велика — она была Жанна д'Арк. И этим было все сказано.

Как воин, она была безупречна. По этой статье ее ни в чем нельзя было обвинить. Надо было придумать какую-либо уловку — и, как мы знаем, они придумали. Ее должна судить Церковь за преступления против религии. Если нельзя ни в чем уличить, то необходимо обвинение построить на вымысле. Пусть же предатель Кошон займется этим один.