Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга 1

«Конечно, герцог Луи уделяет слишком много времени своей итальянской войне, – размышлял Карл, – но разве нет в его родне или в окружении рыцарей достаточно именитых, чтобы доверить им воспитание наследников? И разве сама мадам Иоланда, которая более чем умна и расчетлива, не справится с воспитанием кого угодно, хоть бы и королевских детей?! Образована она так, что позавидуешь, и если мне не изменяет память, даже герцог Филипп спрашивал когда-то её совета по поводу одной затянувшейся тяжбы, а Бодиньи – его придворный хроникер – вообще заявил, что мадам Иоланда «ПО ОБЩЕМУ УБЕЖДЕНИЮ прекраснейшая и мудрейшая изо всех принцесс христианского мира»! Впрочем, она ему тогда кажется что-то подарила…

Нет!… Нет. Совершенно ясно, что мадам нужен предлог для встречи, и второпях она просто не придумала ничего интересней. Но зачем ей это? Союз? Для чего? Или против кого? Или, все-таки, обычная придворная интрига?».

От этих раздражающих мыслей показалось, что холодный ветер усилился. Герцог поспешно отошел от бойницы. Раньше ему здесь хорошо думалось, но сегодня то ли слишком холодно, то ли тревожно… Черт побери, в какие времена приходится жить! Пожалуй, стоит вернуться в замок, хоть немного отогреться и понять, наконец, чего хочет эта герцогиня!

Мессир Карл пошел к лестнице. Башенный часовой, мгновенно приосанившись, стукнул концом алебарды об пол.

– Следи за сигнальными вышками, – бросил ему герцог.

Потом спустился в галерею, ведущую к замку, и пошел по ней в глубокой задумчивости, сутуло, заложив руки за спину.

Четыре года назад Карл Лотарингский ездил в Бургундию не столько повидаться, сколько попрощаться с герцогом Филиппом. Старик был уже очень и очень болен, и все сокрушался из-за того, что оставляет слишком много власти своему сыну Жану.

– Ах, если бы тебе…, – почти шептал Филипп, стискивая слабеющими руками ладонь своего воспитанника. – Жан не будет вести себя так же умно, как мог бы ты… Он очень изменился после плена, никого не слушает, и забыл… совсем забыл мои уроки…

Измученное телесной болью лицо совсем скривилось, и старый герцог устрашающе бессильно заплакал.

Карлу тяжело было смотреть на эту слабость. С раннего детства воспитываясь в доме Филиппа Бургундского он привык видеть только силу, которой не переставал восхищаться. И постоянно учился и учился тому, что это восхищение вызывало.

Да, он был бы старому герцогу лучшим сыном, чем самодовольный и безрассудно заносчивый Жан. Беда заключалась в том, что сколько бы Филипп ни говорил: «лучше ты…», сына своего он все равно продолжал любить.

– Поговори с ним, Карл, – шептал умирающий, теряя силы. – Наш король безнадежен, ему не поправиться. А Луи Орлеанский дурак и скоро сам себя загонит в ловушку. Надо только не давать ему одуматься и немного подождать… Я так хорошо все подготовил! Но Жан нетерпелив и обязательно… обязательно испортит… Силы мои кончились, удержать его некому… Ах, если бы ты… поговори с ним, Карл!

Да – если бы, если бы…

В другое время Карл Лотарингский обязательно напомнил бы Филиппу, что они с Жаном никогда особенно не ладили, а после турецкого плена и вовсе разругались. Но теперь, чувствуя в ладонях последнее тепло этой мощной когда-то, а теперь усохшей и покрывшейся старческими пятнами руки, он понимал, что отчаянная просьба умирающего – не просто забота отца о сыне.

– Я всегда любил Францию, – выдохнул старик. – А он… он бездумно разорит её… При дворе не зря говорят – «Бургундец»… Моя вина, что не научил его любви большей. Да и мудрости научить не успел, что уж тут говорить… Моя вина, а тебе расхлебывать. Но кому ж еще…

И умолк.

Разговор лишил его последних сил, позволив болезни вспыхнуть новым приступом боли.

По знаку Карла сиделка сбегала за лекарем, который, кроме пускания крови, никаких других способов дать облегчение больному не знал. И, чтобы не присутствовать при тягостном зрелище, герцог решил прямо сейчас попытаться исполнить волю своего воспитателя.

Жана он нашел не сразу, исходив почти половину Руврского замка. Потом догадался заглянуть в места, знакомые еще с тех пор, когда сам он – уже зрелый и крепкий юноша – находил по просьбе герцогини Марго её маленького непоседливого первенца и, уворачиваясь от укусов и палочных ударов, возвращал его в комнаты обеспокоенной матери

Как и ожидалось, коротышка, поигрывая кинжалом, развалился на старом походном сундуке в тесной каморке возле оружейной. Он скосил глаза на Карла и усмехнулся:

– Кто бы сомневался, что придешь именно ты, Карл. Тот умирающий старик давно пытается подозвать меня к своему одру. Но я не пойду.

Он прищурился, рассматривая лезвие.

– Зачем ты пришёл, точно какой-нибудь посыльный? Карл Смелый! Или вернее было бы сказать: Карл верный? Или Карл послушный?

Герцог, сцепив зубы, переступил порог и прикрыл за собой гладко обструганную дверь.

– Ты забыл добавить «любящий».

– Как, как? Любящий?!!

Закинув голову Бургундец расхохотался, рывком сел на сундуке, широко раскинул ноги и, воткнув кинжал в крышку, оперся на него рукой.