Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга 1

Так и думала мадам Иоланда, не слишком стараясь изображать удивление перед внезапно возникшим в муже желанием провести с ней запретный для развлечений почтовый день. Она успела даже продумать, как начнет излагать свои планы и ждала только одного – скорейшего объяснения, чтобы начать без помех!

Но увы! Похоже, решимость его светлости на свежем воздухе улетучилась. И придется ей снова, как и всегда, брать инициативу в свои руки, чтобы из множества разваливающихся на разрозненные части ситуаций создать одно нужное ей событие.

– Мой друг, – ласково произнесла герцогиня, протягивая мужу руку, – наверное, я никогда не привыкну к тому, как предупредительны вы со мной бываете. Уже несколько дней не знаю под каким предлогом и какими словами уговорить вас не покидать меня в этом году надолго, и вдруг вы сами так прозорливо, так трогательно решаете никуда не ехать.

Голос герцогини прервался. Лошадь её переступила ногами, и протянутая рука легла прямо на запястье смущённого супруга. Герцог тотчас же схватился свободной рукой за эту тонкую, скрытую в перчатке ладонь, покрыл её поцелуями, а потом, чувствуя невероятное облегчение, забормотал что-то о неготовности, о больших расходах, о том, что скоро состоится Пизанский собор, и о полной невозможности с ней – дорогой женой – расстаться!

Герцогиня в ответ только счастливо улыбалась.

– Вы возвращаете меня к жизни сударь, – сказала она, когда поток герцогского красноречия иссяк.

Сказала и тут же опустила голову, якобы затем, чтобы скрыть вянущую на лице улыбку.

– Что такое, душенька? – встревожился герцог. – Вы нездоровы?! Или ваши дела… Ну – те… Вы понимаете… Я же не дурак, кое-что вижу… Те, от которых вы так заботливо меня отгородили… Там что-то не так?

– Да, – твердо сказала герцогиня, поднимая голову и глядя мужу в глаза. – Там не хватает вас и вашей помощи, без которой я чувствую себя совершенно бессильной. И если вы согласитесь меня выслушать, а потом и помочь, то счастливей меня не будет на этом свете ни одной другой женщины!

Ответ ей уже не требовался.

Как, впрочем, и объяснение, которое так и не состоялось. Из глаз герцога потоками исторгались благодарность, обожание и такая готовность помочь, что можно бы и поменьше. Он что-то еще говорил, краснея и сбиваясь, снова целовал ей руки и клялся перевернуть Францию вверх дном, если это ей понадобится, но мозг герцогини уже вносил поправки в задуманный разговор, придирчиво перебирая весь арсенал доводов, чтобы не испугать, не отвратить и вернее заставить герцога поверить во всё так же убежденно, как верила она сама.

В тот день почта так и не была отправлена.

Несчастный секретарь до ночи просидел перед покоями герцогини, ожидая когда его позовут. Один раз даже показалось, что позвали, и он вскочил, роняя перья и листы. Но громкий голос оказался голосом герцога Анжуйского, и звал он совсем не секретаря. Что-то похожее на : «Ты сошла с ума! Я тебе не позволю!» прорвалось сквозь двери покоев, а потом снова стало тихо. И только когда вереница фрейлин почтительно пронесла мимо него приборы для вечернего туалета герцогини, секретарь понял, что услуги его сегодня не понадобятся.

Не имея приказа удалиться, он провел всю ночь здесь же, на старом дорожном сундуке, долго и неудобно ворочаясь. А когда сновидения все-таки заставили его угомониться, из-за двери покоев донесся долгий сладострастный стон.

Судя по всему, герцог всё-таки «позволил»…

Через несколько дней Карл Лотарингский получил новое письмо из Анжера, подписанное уже самим герцогом Анжуйским.

Там, среди поздравлений с недавними славными победами, в пышном обрамлении обычной словесной шелухи, снова было высказано желание заключить союз с герцогом Карлом и скрепить его традиционным рыцарским воспитанием младшего сына герцога Анжуйского – Рене. К письму прилагалась короткая записка, писанная рукой мадам Иоланды. И то, что прилагалась она к почти официальному письму от самого герцога, снова заставило задуматься.

Видимо дело приобретало нешуточный размах, раз мадам подключила к нему своего супруга. Но любой размах в делах политических требовал крайней осторожности. Поэтому, поразмышляв несколько дней, мессир Карл сочинил ответ в духе «ни то, ни сё», но вполне допускающий его согласие, и отослал гонца в Анжер. При этом он ровным счётом ничего не терял: если герцогиня действительно в нём нуждалась, она закроет глаза на откровенную холодность послания и не отступит.

Расчёт вполне себя оправдал. Уже через месяц – в первый день лета – подгоняемый любопытством и договоренностью, которой достигли в завязавшейся переписке, герцог Карл приехал в аббатство Фонтевро, где и встретился с мадам Иоландой.

Аббатисе велено было удалить из клуатра2 и собора всех монахинь, так что разговор их никто не слышал. Но маленькая послушница, которую отправили поменять свечи в часовне, пробегая мимо, в собор всё-таки заглянула и заметила, как её светлость герцогиня Анжуйская что-то сказала, а его светлость герцог Лотарингский отшатнулся и страшно побледнел.