Жанна д'Арк из рода Валуа

– Нет! – Герцогиня предостерегающе подняла руку. – Я к этому непричастна. Но пока дела антипап не вредят нашему делу, какая в принципе разница, кто занимает святейший престол, Александр или Иоанн? Главное, что почва уже подготовлена, и в нужный момент церковь признает Лотарингскую Деву, как чудо Господнее. А больше нам и не требуется… Но с тобой я соглашусь в одном, – продолжила она более мягким тоном, так как заметила, что собеседник совсем пал духом. – Англичане снова, недопустимо нагло, защёлкали зубами, предвкушая те жирные куски, которые обязательно подбросит им Жан Бургундский. Поэтому сегодня, как никогда, надо быть решительными и сплочёнными. А ты… ты, на которого я всегда могла положиться, именно теперь заявляешь, что не уверен в нашей правоте и во всем видишь только знаки того, что Господь от нас отвернулся! Или ты устал, или что-то не договариваешь, Мигель.

В исповедальне повисло молчание.

В какой-то момент монах поднял глаза, и мадам Иоланде показалось, что сейчас он скажет ей что-то особенно важное – последний аргумент в защиту своих сомнений. Но отец Мигель только покачал головой.

– Не мне отступаться от вас, мадам. Слуги более преданного у вас не было и не будет. Я только хотел напомнить, что шёпот Бога слышится иногда сквозь мирские бури, и его легко спутать с голосом искушения…

– Путают слабые и корыстные. А мои устремления ты знаешь.

– Потому я с вами до конца…

Больше, кажется, говорить было не о чем. Исповедь закончилась. Но, уходя, мадам Иоланда всё же не удержалась:

– А ведь ты хотел мне ещё что-то сказать, не так ли?

Отец Мигель медленно покачал из стороны в сторону низко опущенной головой, и снова показалось, что монах борется сам с собой или с искушением – сказать, не сказать?

– Нет, – выговорил он, наконец.

И повторил, тверже и громче:

– Нет, ничего.

«А ведь хотел! Определённо, хотел!», – стукнула рукой об руку мадам Иоланда, вспомнив про этот разговор. – И, как я сразу не догадалась! Мигель знает ещё что-то, и это «что-то» связано с Домреми! Видимо, там произошло какое-то событие, и он снова воспринял его, как знак Божьей немилости. Но, силы небесные, что могло случиться в захудалой деревушке?! И почему он мне сразу об этом не сказал?».

Герцогиня, очередной раз, выглянула в окно, и лицо её озарилось радостной улыбкой. Наконец-то, Анжер!

«Ну, держись, Мигель! – решительно прошептала она. – Сейчас ты расскажешь мне всё! Даже если для этого придётся вздёрнуть тебя на дыбе!

Конский топот по каменным плитам и ставшие более громкими перекрикивания дворовой челяди быстро оповестили весь замок о том, что герцогиня вернулась из Фонтевро.

Отец Мигель, с самого утра мучающийся болью в спине, подошёл, держась за поясницу, к узкому окну своей кельи и выглянул наружу. Он так давно знал мадам Иоланду, что по одному тому, как она поставила ногу на подножку кареты, как оперлась на плечо пажа и помахала детям, чтобы быстрее выбирались, понял – вернулась мадам не в духе. А уж когда она посмотрела прямо на его окно, Мигель обречённо опустил голову и сам себе сказал, что серьезного разговора уже не миновать.

– На всё воля Господня, – прошептал он, осеняя плечи крестным знамением. – Сегодня, так сегодня…

Потом подошёл к небольшому столику со стоящим на нём простым деревянным распятием, поднял кусок холста, укрывавший поверхность, достал тонкие листки дешёвой бумаги, исписанные довольно корявым почерком и, бережно разгладив холст, чтобы ни морщинки не осталось, замер в почтительном ожидании, лицом к двери.

Мадам Иоланда долго ждать себя не заставила.

Как была, в дорожной накидке, порядком запылённая, она распахнула дверь кельи и, пока переступала порог, пока закрывала за собой хрипло заскрипевшую дверь, не переставала сверлить отца Мигеля глазами, непривычно злыми, но, в то же время, и безмерно обиженными.

Отец Мигель виновато улыбнулся.

– Мадам, пока вы ничего ещё не сказали, прочтите вот это.

Он протянул герцогине листки, которые достал и, когда она рывком их выдернула, снова почтительно замер, крепко сжав губы, как знак того, что больше пока ничего не скажет. Пришлось мадам Иоланде, тоже знавшей своего духовника не первый год, молча подойти к столу, где было больше света, распрямить подмятые бумаги и, перекрестившись на распятие, начать читать.

Судя по отметке на полях, которые обычно делал её секретарь, это оказалось письмо, посланное, три года назад из Нанси и адресованное герцогине Анжуйской.