Летом 1429 г. появился трактат, приписываемый традицией Жану Жерсону, в котором доказывалось, что Дева может выступать на стороне добра, несмотря на осуждаемое церковью одеяние [9]. Трактат написан в форме ответа оппоненту, как если бы костюм Жанны стал объектом полемики в тот самый момент, когда о нем только-только узнали. Жерсону вскоре после неудачного штурма столицы 8 сентября 1429 г., состоявшегося при участии Жанны д’Арк, ответил неизвестный парижский клирик: «Если бы она была послана Богом, — настаивал он, — она не надела бы одеяния, запрещенного женщине Богом иканоническим правом под страхом отлучения в главе «О женщине», Декреталии, 30-й раздел, часть I» [10]. Но особенно греховность мужского одеяния подчеркивалась в преамбуле обвинительного процесса: «Слух дошел уже до многих мест, что эта женщина, презрев всякое достоинство, приличествующее ее полу, презрев всякий стыд и честь, присущие женщине, с неслыханной дерзостью носила непотребные мужские одежды» [11]. На фоне туманных намеков на идолопоклонство и колдовство, ношение мужского костюма выдвигается в качестве едвали не главной причины начала инквизиционного процесса. В письме Генриха VI английского Филиппу Доброму, увидевшем свет 28 июня 1431 г., также подчеркивается роль одежды в окончательном решении судьбы недавно казненной Жанны [12].
Но полемика, имеет или не имеет право Жанна д’Арк носить мужской костюм, и в среде служителей церкви не стала всеобщей: симпатизировавший Деве римский клирик в дополнении к «Breviarium historiale», появившемся между 8 мая и 26 июля 1429 г., защищал ее от обвинений в магии и святотатстве, игнорируя упреки в ношении мужской одежды. Автор знал, что Жанна носит латы поверх камзола и шосс, но эта информация в его подаче выглядит совершенно нейтральной [13].
В сходном ключе пишут о Жанне Антонио Морозили и Эберхард Виндеке. Последний сообщает о Деве несколько легендарных историй, напоминающих по стилю ехеmplа, в одной из которых рассказывается, как Жанна сумела обнаружить в войске двух женщин, несмотря на то, что на обеих были латы. Одну из них она с такой силой ударила мечом по голове, что несчастная умерла. Не ношение мужской одежды предосудительно в данном случае, а разврат, который ею покрывается [14]. Персеваль де Буленвилье, советник Карла VII, в письме герцогу миланскому Филиппу-Мария Висконти восхищался тем, как девушка носит доспехи [15]. Но самое, пожалуй, удивительное свидетельство невнимания к костюму Жанны содержит дневник секретаря парижского парламента Клемана де Фокамберга. 10 мая 1429 г. он записал достигшее Парижа известие о победе войск дофина в сражении под стенами Орлеана. Там были и такие слова: «И была в их числе некая девушка, владевшая среди них знаменем, как о том говорили». На полях он сделал рисунок, изображающий женщину в юбке, с длинными волосами, с мечом и знаменем в руках [16]. Мы предполагаем, что секретарь вряд ли впервые в тот день услышал о Жанне. Ибо тогда же, 10 мая, венецианский торговый агент Панкрацио Джустиниани писал домой своему отцу Марко из Брюгге: «За пятнадцать дней до этой новости и после продолжали говорить о множестве пророчеств, найденных (siс!) в Париже, и о многих других вещах, подтверждающих, что дела дофина в скором времени пойдут на лад» [17]. Если слухи о Деве успели: дойти из Парижа до Брюгге, то в столице о ней уже судачили вовсю, по крайней мере, в те самые пятнадцать дней, что предшествовали записи в дневнике Фокамберга. Возможно, говорили и раньше, ибо, по свидетельству руанского горожанина Жана Моро, первое известие о Деве было принесено в столицу Нормандии двумя купцами-медниками Никола Соссаром и Жаном Шандо еще в те дни, когда она пребывала в Шиноне [18]. Несмотря на то что свидетельство было сделано на процессе реабилитации, 27 лет спустя, оно может, на наш взгляд, заслуживать доверия. Первое известие о Жанне в их рассказе предшествует другому яркому событию: ее победе под Орлеаном.
Во всех этих слухах не обсуждается одеяние Жанны, словно оно недостойно внимания. Даже парижские доктора теологии, стремившиеся, по словам Морозини, добиться ее осуждения перед лицом папы, «утверждали, что она грешит против веры, потому что хочет, чтобы верили ее слову, и заявляет, что она знает то, что должно случиться» [19]. Столь важная впоследствии улика, как мужское одеяние, не принималась ими в рассмотрение. И в сочинении т. н. «парижского горожанина» (на деле бывшего университетским клириком) первое упоминание о мужском костюме Девы появляется не в рассказах о битвах под Орлеаном или о штурме Парижа, а лишь когда он повествует об отречении и гибели Жанны.