Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 1

– Учили всему, что знаете сами в грамоте и вопросах богословия, – терпеливо закончила герцогиня.

Бросив кошелёк Мигелю и сняв с руки перчатку, она провела рукой по светлым волосам девочки, но как-то неловко, словно впервые в жизни прикоснулась к ребёнку.

– Вы ещё ко мне придете? – шёпотом спросила Жанна, не отрывая от лица герцогини своих широко раскрытых глаз.

У герцогини, почему-то комок подступил к горлу.

– Если ты будешь хорошей девочкой, – сдавленно проговорила она.

И вдруг бросилась к выходу, почти бегом.

– Это на ваш приход, – только и успел сказать Мигель, втолкнув кошелёк в руку отца Гийома, прежде чем броситься за своей госпожой.

Священник попятился, еле устояв на ногах от такого дара.

Но на пороге церкви монах вдруг остановился, вернулся к девочке и присел перед ней, упираясь в пол одним коленом.

– Никому не говори об этой даме, ладно? – ласково проговорил он, прикладывая палец к губам.

Ответом отцу Мигелю стал серебристый смех и вновь явленная дырка от выпавшего зуба.

Слуги, ожидавшие возле кареты, доглотав непрожёванными кусками остатки своей трапезы, еле успели вскочить на коней, чтобы сопровождать её светлость и отца Мигеля, который, запыхавшись, влезал в карету почти на ходу. Монах обещал, что в церкви герцогиня пробудет, скорей всего, достаточно долго, но прошло не более часа, как она, чуть-ли не бегом (!), вернулась, не дожидаясь пажа, сама открыла себе дверцу кареты и приказала отправляться.

Непривычная нервозность госпожи передалась, кажется, даже лошадям. Сорвавшись с места, они выкатили тяжёлый дорожный экипаж на проезжую дорогу с таким сильным креном, что едва его не повалили. Сидящих внутри хорошенько тряхнуло, а ногу отцу Мигелю ещё и придавил завалившийся короб с провизией. Причитая и постанывая, он вернул короб на место, проверил, всё ли в нём в порядке и хотел было спросить всё ли в порядке с самой герцогиней, но глянул на её лицо и не решился.

Они молчали и когда миновали Вокулёр, и на постоялом дворе при крепости, где ненадолго задержались, чтобы передохнуть, перекусить и забрать двух фрейлин герцогини и отряд анжуйских лучников. И только когда за окном кареты макушки деревьев полыхнули красным закатным пламенем, и командир отряда стал выкликать имена тех, кому следовало ехать вперёд и искать приличное для ночлега место, только тогда отец Мигель решился.

С сочувствием глянув на застывшее, как у каменного истукана лицо герцогини, он прокашлялся и спросил:

– Ваша светлость, что же вы, всё-таки, скажете?

Закаменевшее лицо едва дрогнуло.

– А что тут скажешь, Мигель?

Герцогиня смотрела за окно, как больной, не имеющий возможности двинуться. Казалось, ей тяжело даже произносить слова. Но, после долгой паузы, за время которой монах решил, что ничего уже больше не услышит, тихий голос мадам Иоланды зазвучал снова.

– Какой страшный закат, Мигель. С самого детства я чувствую непонятную тоску при этих красных закатах. Ещё в отцовском дворце, маленькой, когда видела их за окном, всегда хотела заплакать. Без отчаяния.., просто чувствовала себя так, будто что-то упускаю…

– Отец Телло всегда говорил, что красный цвет вызывает тревогу.

– Да… Телло… Он многое видел… Только теперь мне страшно.

Карету тряхнуло на ухабе, но герцогиня этого не заметила.

– Знаешь, чего мне больше всего хочется, Мигель? Мне хочется сказать, что это самая обычная крестьянская девочка, и, чтобы именно так и было на самом деле. Хочется, как и раньше, ничего о ней не знать и ничего не бояться…

– А вы боитесь, ваша светлость? – удивился Мигель. – Но чего?!

– Сама не знаю.

Герцогиня странным, почти судорожным движением вскинула руку к горлу и расстегнула две верхние пуговицы своего дорожного платья.

– У меня, Мигель какая-то паника в душе. То ли за эту девочку страшно, то ли за всех нас… То ли страшно, что уверовала против воли…. И ведь сама прекрасно понимаю, что ничего особенного не произошло – девочка, как девочка… Голоса у нас, то и дело, кто-нибудь слышит. Но… Если бы только она так не смотрела… И тоска эта, как будто что-то упускаешь…

Герцогиня пошире раздвинула ворот, оторвала, наконец, взгляд от окна, и глаза её, словно вобравшие в себя всю красноту неба, обратились на отца Мигеля.

– Скажи мне, как объяснить это чувство? Как будто вынули из тебя совесть, отчистили её ото всего ненужного, поставили перед тобой и велели смотреть ей в глаза.

– Это знак, ваша светлость.

– Знак чего?

– Вашей избранности, – печально улыбнулся Мигель. – Нельзя сотворить Чудо, не посмотрев в глаза своей совести.