Несколько горожан объяснили девушке, как доехать до постоялого двора, и увязались следом, якобы, показывая дорогу. Остальная же толпа разделилась. Кто-то остался, недоуменно пожимая плечами, дескать, «ничего особенного», кто-то сразу ушёл, удовлетворённый тем, что честно отработал выплаченное, но большинство – ожидавшее чудо и не желавшее от него отказываться – двинулось к постоялому двору, гадая, что же будет дальше?
Ещё из Фьербуа, вместо того, чтобы как следует выспаться, Жанна написала дофину письмо. Очень длинное, очень подробное, в котором, как могла, пыталась объяснить, почему уверовала, что спасение может прийти только от неё. Что воля Божия, сначала едва осознанная и ничем не подкреплённая, утвердилась в сознании благодаря Клод – этой чистой душе и подлинной Господней посланнице, которая так чиста, что не посмеет взять в руки меч. Но, что она, Жанна, не просто готова воевать за дофина, но и может сделать это, не хуже любого другого воина, потому что, по воле Божьей, училась этому с детства…
Девушка полночи просидела в полутемной комнатке капелланова дома, ругаясь на непривычные к подобной работе руки, которые, по её мнению, могли бы выводить буквы не так коряво. Но она старалась изо всех сил, потому что доверить, тысячу раз продуманное обращение к дофину, каким-то другим рукам уже не могла. Разве что Клод. Но та не умела писать…
Зато само это письмо Жанна начала именно из-за Клод!
Во время скромного обеда она заметила синяк на щеке подруги и оттащила её в сторону, выяснять, в чём дело? Клод долго отнекивалась, но Жанна настаивала, и, в конце концов, стыдливо прикрывая ушиб, девушка была вынуждена рассказать, что, осматривая церковь, споткнулась, упала и ударилась щекой. Она надеялась, что расспросы на этом закончатся, однако Жанну провести было не легко. Во всяком случае, не для Клод. Сразу заметив смущение и отводимые в сторону глаза, Жанна потребовала подробного рассказа и узнала-таки про меч. А узнав, переменилась в лице, чем-то став похожей на Рене, когда он увидел клинок в руке Клод.
– Это же знак.., – прошептала Жанна. – Господь снова шлёт своё благословение! Меч Мартелла-освободителя! Помнишь? Падре Мигель нам о нём рассказывал?!
– Нет, – буркнула Клод, отворачиваясь.
Но Жанна, охваченная новыми мыслями, ничего уже не замечала!
– Воистину, Клод, тобой движет десница Божия! Мы должны снова достать этот меч! Я приеду к дофину с доказательством своей миссии – с мечом освободителем!..
Но Клод внезапно схватила её за руку.
– Ты не должна ехать к нему с оружием в руках! Может быть, всё ещё обойдется… Может, хватит и одного твоего присутствия… Но, конечно, если дофин пожелает, чтобы ты вышла на поле боя, тогда – да… Тогда ты можешь послать сюда кого-нибудь, чтобы меч снова достали, но только не теперь… Поверь мне, Жанна! Сейчас ты не должна!
Она смотрела так горько, и была словно напугана отказом, ещё не прозвучавшим. Хотелось ей возразить – сказать, что меч-символ не обязательно должен стать оружием. Но Жанна спорить не стала. Более того, хоть и с сожалением, отказалась, всё же, от своей затеи, решив, что прислать за мечом, действительно, можно и потом, а главное – явленный знак – уже свершилось, и никто этого не отнимет.
А потом решила написать письмо…
Рано утром один из лучников, приехавших с Рене, забрал обёрнутое грубоватым шнурком и запечатанное монастырской печатью послание, чтобы пуститься с ним в путь немедленно, опережая отряд, значительно выросший за счёт солдат молодого герцога. И Жанна, которая считала, что письмо, составленное ей, убедительнее быть уже не может, чуть позже пустилась в путь с твёрдым убеждением – в Шиноне, прямо у въездных ворот, её обязательно будут дожидаться люди, посланные дофином!
Увы… Хоть и говорят, что в мечту надо верить, но вера эта не всегда оправдывается. Или оправдывается не так, как виделось в мечтах.
В толпе, собравшейся вокруг приехавшей Жанны, не было ни одного представителя от двора дофина, как не было вообще никаких представителей власти. Но девушка только упрямо тряхнула головой, отгоняя лёгкие надежды. Не так – значит, получится как-нибудь по-другому. Поэтому, на постоялом дворе, сразу пройдя в свою комнату, она села на стул, готовая ждать столько, сколько понадобится…
Шинонский замок
– Ах, какая неосторожная, какая торопливая девочка!
Мадам Иоланда отодвинула в сторону письмо, написанное Жанной, и взяла чистый лист.
Старательно копируя чужие буквы, начала выводить первые строки нового письма. «Любезному Господину моему, дофину Франции…»
Она знала, что делает.
Тому лучнику, что привёз послание Девы, Рене строго-настрого велел передать его только в руки герцогини Анжуйской и никому более. И теперь мадам Иоланда готова была благословлять эту сыновнюю предосторожность! Жанна слишком уж откровенно написала о Клод, про которую здесь, при дворе, никому пока не следовало знать! Особенно теперь, когда от одних только разговоров про Деву споры в королевском совете едва не переходили в рукопашную!