– Сержусь? О, нет. Ты подарил мне великое облегчение, Рене. Такое облегчение, за которое следует отслужить не один молебен… Очень давно, слепой пророк в Сарагоссе предсказал мне две реки, как символ выбора на всю жизнь. Сначала я ошибочно трактовала это пророчество и незачем сейчас рассказывать, как именно. Но, когда отец Мигель заставил меня поехать и посмотреть на девочку в Домреми, сомнения, вроде твоих, не покидали больше ни днём, ни ночью. Две реки – две девочки, одна из которых создана мной, а другая – истинное Божье благословение! Я тоже мучилась вопросом, имею ли право выбирать между ними. Одна могла повести за собой войско по праву королевского рождения и оставаться при этом крестьянкой в глазах всего мира. А другая?.. Кто знает, что за судьбу уготовил ей Господь? И помешаем ли мы, вмешиваясь, или помешаем, не вмешиваясь? На этот вопрос мог ответить только Всевышний. И даже, когда Мигель написал, что девочки подружились, я была рада, но продолжала сомневаться в своём праве выбирать… Теперь ты сказал, что они готовы идти вместе! Значит, выбора больше нет! Господь явил свою волю! И я первая благословлю тебя на любую битву, которая нанесёт нашим врагам обескровливающую рану. Но последний удар, всё равно, должна нанести Дева из пророчества! Последний удар перед настоящей коронацией в Реймсе, потому что, только если она будет стоять рядом с дофином, его признают не просто королём, завоевавшим корону, как турнирный приз, а подлинным помазанником Божьим!
Мадам Иоланда накрыла ларец с короной парчой и, словно запечатывая, прижала её сверху ладонями.
– Истинным помазанником.., – пробормотал Рене. – В Шато д’Иль я видел записи, которые делает эта девочка. Они, как Реймское евангелие, которое никто не может прочесть…
– Вот видишь! Было бы нам всё это явлено, не исполняй мы Божью волю?
– Но которая из двух девочек встанет возле Шарля на коронации?
– Разумеется, та, которая будет воевать, – не задержалась с ответом мадам Иоланда. – Настоящая миссия другой раскроется, возможно, позднее, и уже не нами. Мы можем только оберегать, но никак не управлять ею. Но раскроется её миссия не через войну, в этом я уверена. Как и в том, что обе девочки должны быть возле Шарля. Одна, зримая, как сестра по крови, а другая – по духу высшей власти, невидимая, как святой дух в коронационном елее. И тогда Франция обретёт, наконец, короля, при котором достигнет величайшего процветания. А вы, мои дети, будете спокойно править в своих герцогствах…
Франция. Венсен
Высокие жёсткие подушки сползли, давили под спину и словно ломали её. Хотелось сменить положение, но не было сил. Как не было их и на то, чтобы кого-нибудь попросить. Тонкая полотняная рубашка взмокла от пота, облепила пылающее жаром тело и жгла, словно власяница. Но это было уже всё равно, потому что хотелось только сменить положение, чтобы облегчить спину.
«Я что умираю?.. Вот так, скоро и просто, от обычной простуды, как какой-то простолюдин? Как раб, из последних сил добравшийся до своей постели с пашни, которая составляла весь смысл его существования? Я?! Желавший дожить до седин, чтобы передать потомкам крепкое государство мной же образованное? Я умираю?!!
Но зачем тогда было дразнить меня чудом славнейшей победы? Договором о величайшей мечте, до которой оставался всего шаг? Скорым рождением наследника – этой благодатью продления рода и первым побегом новой династии? Зачем?! Леопарды и лилии сплелись на мантии… Только на мантии они дружны… Но нет, и там продолжают грызть друг друга – вон сколько крови! Она сама, словно мантия, течёт по плечам. И горячая, горячая, горячая…
Может быть, я еретик, и Господь повелел сжечь меня?
И вот, я горю!
Но пламени нет. Значит, я не еретик – оно меня не коснулось! А горит всё вокруг. Это дома в Мо… Или в Мелене? Нет, это Арфлёр… Или Руан? Я уже не помню, как они выглядели, только стены, стены и стены.
Глухие стены, которые надо было пробить.
Как злое сердце, отбивающее…
Что?
Мои последние минуты?!
Нет, я ещё жив! Господь всемогущий, ты ведь не пронзишь огненным мечом того, кто готов сдаться в плен? Мой выкуп драгоценнее любого другого – два могучих королевства…
А-а-а, нет, это я отдать не могу…
Это принадлежит моему сыну – Твоему помазаннику… Ты ведь дашь ему жизнь долгую и счастливую, да, Господи? А мне…
Мне тоже нужна жизнь!
Я уже взял очень много разных, но разве то были жизни? Мне нужна моя, чтобы закончить…
Я что, опять пылаю? Или это боль в спине, жгущая, как огонь? Хоть бы кто-нибудь… Ведь стоят, вон там, в углу… Трое стоят и смотрят. Чего они ждут?
Когда я умру?
Эй, вы… Кто такие? Почему возле меня французские монахи?!