Вдовствующие королевы встретились без особых сантиментов. Пристрастившаяся к сладкому Изабо очень располнела за последнее время. Белое вдовье покрывало только подчеркивало её отёчное лицо, уже начавшее обвисать. Тяжёлые складки появились по углам рта и возле носа, мешки под глазами собрались мелкими сборками, словно тонкий полог в алькове её опустевшей кровати… От прежней красавицы ничего не оставалось. Но Изабо устала нравиться и покорять. «Что ты так смотришь?», – равнодушно спросила она заплаканную дочь. – «Я желала покоя и я его получила. Эти тело и душа страстям больше недоступны. А призракам страстей прежних нет дела до того, на что я становлюсь похожа…».
С полным безразличием смотрела Изабо и на то, как герцог Бэдфордский прибирает к рукам страну. Когда ей сообщали о какой-нибудь очередной кровопролитной схватке, или о зверствах, чинимых бригантами во время рейдов, она только пожимала плечами и говорила своему, заметно поредевшему двору: «Если бы все эти бастарды перестали сопротивляться, ничего бы не было. Не понимаю, зачем они так упорствуют…».
Впрочем, иногда интерес в Изабо просыпался. После сражения при Краване она любезно поздравила сэра Томаса Монтаскьюта, которому предоставилась-таки возможность отомстить за Боже, и потребовала пересказать ей ход сражения со всеми подробностями.
Английский граф охотно поведал о том, как после трёхчасового стояния по берегам реки Йонны, он велел вынести перед войсками своё знамя и первым кинулся в воду. Как храбро бургундцы осаждённого Кравана выбрались через западные ворота и очень вовремя ударили в тыл объединённым франко-шотландским отрядам… Но, уходя из покоев Изабо, поймал себя на мысли, что королева Франции более всего желала услышать о потерях. И, кажется, осталась очень довольна четырьмя тысячами убитых французов, в числе которых были и представители высшей знати – не менее трёхсот известных ей людей. Что-то смутное, похожее на жалость к стране, получавшей оплеухи, как осиротевший после смерти отца ребёнок, шевельнулось в душе сэра Монтаскьюта. Но длилось это всего мгновение. И 4-ый граф Солсбери, гордо тряхнув головой, хозяйским шагом двинулся дальше, по своим делам.
Несколько иначе относился к делам во Франции герцог Бургундский.
С одной стороны, любая победа англичан была и его победой тоже, поскольку и те, и другие войска действовали пока в полной слаженности. Все союзнические договоры с Бургундией новый регент Франции подтвердил и обещанные Филиппу земли Голландии и Зеландии отдал беспрекословно, несмотря на недовольство брата Глостера. Но в отличие от своего другого брата, носившего титул короля, герцог Бэдфордский, с невысокого престола регентства, озирался вокруг более алчно, и действовал более хищно. Делить с ним ответственность за то, что будет наворочано в стране, умный Филипп не хотел и предпочитал лично ни в каких сражениях не участвовать.
К тому же, не давал покоя листок, исписанный рукой отца…
Первые победы «дофинистов» не сильно напугали герцога – слишком мелкий повод для появления мифической Девы. Но смерть Монмута вызвала в его душе настоящую панику! А последовавшая затем смерть и Шарля Безумного привела к тому, что весь день накануне похорон и во всё время церемонии бедный Филипп дёргался на каждый крик толпы, ожидая, что вот-вот поползёт по улицам слушок, а то и явится сама эта Дева! А когда явится, представит дофина законным наследником престола, чему вся эта толпа, не то что не воспротивится, но благоговейно подчинится – потому что слишком велика растерянность! Ещё бы! Такой удобный случай! Король-праведник умер, не дожив всего пары месяцев до осуществления своих притязаний, за которые так упорно и кроваво воевал! Умер, можно сказать, наказанный Господом, который, почти сразу прибрал и короля-безумца, чтобы явить свою волю относительно наследственных дел во Франции…
Но, когда ничего не произошло и герцог Бэдфордский без какого-либо Божественного вмешательства смог продолжить дело Монмута, не поступаясь ничем, мысли герцога Бургундского приняли самое благостное направление. Или «дофинисты» ещё не готовы и прохлопали удачный момент, или отцу удалось-таки разрушить планы Иоланды Анжуйской, из-за чего она в своё время и слегла, а дурак-дофин, оставшись без поводыря, отомстил отцу убийством.
«Дела в Бургундии требуют моего присутствия», – заявил молодой герцог и отправился активно укреплять здоровье охотой в своих угодьях, игрой в теннис, турнирами и стрельбой из лука, как будто не шла рядом кровопролитная война за французскую корону. Он даже отказался от предложенного Бэдфордом ордена Подвязки, считая, что достаточно поучаствовал в английских делах, отослав ко двору регента Франции давнего соратника отца Антуана де Вержи.