Жанна де Ламотт

Прежде всего там можно было выяснить самое главное, а именно, – действительно ли приехал в Петербург дук дель Асидо, князь Сан-Мартино, и если приехал, то какое место он занял в петербургском обществе. Присутствие этого дука на празднике графа Прозоровского могло служить доказательством его принадлежности к тому разряду людей, которые не должны иметь ничего общего с опозоренной на эшафоте госпожой де Ламотт, ни с бывшим графом Савищевым, предпринимающим ночные экскурсии весьма недвусмысленного характера.

24. Праздник у графа Прозоровского

В назначенный час от набережной у Летнего сада отошла целая флотилия из четырех галер с гостями графа Прозоровского. Впереди на особой меньшей галере были музыканты и песенники; затем шла самая большая галера под голубым шелковым балдахином, в которой помещались самые почетные гости, важные русские сановники и иностранные послы. На двух остальных баржах находились остальные гости, причем молодые люди, разумеется, держались вместе. Саша Николаич встретил там множество знакомых, а также и свой более близкий кружок: Леку Дабича, Лидочку-графиню.

Увидел он также Наденьку Заозерскую, которая была вместе с пожилой почтенной дамой с резкими восточными чертами лица. Наденька представила Сашу ей и сказала, что это – княгиня Гуджавели, товарка ее тетки по институту, недавно приехавшая в Петербург. Наденька радовалась, что теперь она уже больше не будет сидеть взаперти, потому что княгиня была настолько добра, что обещала вывозить ее и брать повсюду с собой.

Чудеса, ожидаемые от праздника графа, начались с той самой минуты, когда галеры подошли к пристани у его загородного дома.

Эта пристань, с первого взгляда показалось, была совсем не разукрашенной, когда галеры подошли к ней, и все ее убранство заключалось в зелени, которая составляла довольно высокий бордюр. Но едва пристала к ней первая галера, как сами собой на пристань выкинулись высокие шесты, обвитые гирляндами цветов, и по ним взвились флаги, запестревшие так сильно, что многие невольно зажмурились как от внезапной огненной вспышки.

Дочь графа Прозоровского и ее жених приехали в первой большой галере, сам же граф встречал приехавших на пристани.

Когда все высадились и тронулись вперед по расчищенной и укатанной дорожке к дому, то образовалось целое блестящее шествие, пестревшее нарядами дам, мундирами военных и цветными фраками штатских.

По мере того как двигалось это шествие, направляясь к дому по обеим сторонам дороги выкидывались цветочные гирлянды, венки и букеты и как бы застывали в воздухе или в кустах и деревьях, образуя собою как бы дневную иллюминацию из живых цветов.

На полянке перед домом цветы взлетели целым фейерверком и осыпали гостей и путь, по которому они шли.

Погода стояла великолепная. День был чудесным, жарким, и хозяин тотчас же пригласил следовать за ним и начинать праздник.

Первым по программе был назначен посев. Он состоял в том, что довольно большое пространство было утоптано густым слоем сыпучего белого просеянного песка, и на этом пространстве происходила битва зерном: дамы осыпали кавалеров рожью и пшеницей, кавалеры же не имели права не только защищаться, а должны были подавать в корзиночках зерно, каждый своей даме, которая осыпала других кавалеров.

Саша Николаич в качестве молодого человека должен был принять участие в этой забаве, но не знал, как ему быть, потому что ему хотелось быть кавалером Лидочки-графини, но он боялся обидеть Наденьку Заозерскую, тем более что Наденька, очень редко выезжавшая и почти никого, кроме Саши Николаича, не знавшая близко, могла остаться и вовсе без кавалера.

Саша Николаич решил не идти ни к той, ни к другой, либо остаться за штатом, либо подавать корзинку первой попавшейся девушке. За это Лидочка-графиня при первом же удобном случае влепила ему горсть зерна в самое лицо.

Наденька же Заозерская, почувствовав себя на воле, резвилась от души, радуясь светлому дню, солнцу, своей молодости, общему веселью и, главное, тому, что тут был Саша Николаич и – она чувствовала это – смотрел не нее.

Тут было много смеха, много веселья: веселились не только молодые, участвовавшие в посеве, но и глядевшие на них старшие, несколько человек из которых как будто случайно тоже замешались среди молодежи и за свою смелость были осыпаны зерном с ног до головы.

«Посев» удался великолепно.

После него был отдых на свежескошенном сене, на лугу возле рощи.

Когда общество уселось на копнах мягкого, душистого сена, покрытого зеленой шелковой материей, из рощи выбежали фавны с кубками и турьими рогами в руках и стали угощать гостей легким холодным вином и прохладительными напитками.

В это время часть деревьев рощи раздвинулась и на образовавшейся как бы арене нимфы, роль которых исполняли крепостные танцовщицы графа Прозоровского, протанцевали несколько танцев под звуки невидимой музыки.