Жанна де Ламотт

– Отлично! – ответила Жанна, – мне даже не нужно было его распалять: он и так весь – огонь и пламя, горит и пылает… назначила ему назавтра свидание…

– Как свидание?.. С кем?..

– В Летнем саду… с тем, от имени которой я говорила…

– Но как же это? Ведь надо будет ее привезти туда обманом, а обман сейчас же раскроется, как только они заговорят?

– Я с ним говорила от ее имени, но кто она – я не назвала… Он думает, что речь идет о княгине Марии, а я завтра сделаю так, что в два часа в Летнем саду, у статуи Венеры будут Наденька Заозерская и графиня Косунская… обе сразу… Пусть он и разбирает, которая из них назначила ему свидание… Ну а у тебя чем закончился разговор?

– Гораздо серьезнее, чем это можно было предполагать! – сказала Гуджавели. – Во-первых, наши предположения оказались совершенно верными. Не только этот Орест принадлежит к иезуитскому ордену, но и француз Тиссонье… Очевидно, они орудуют вместе и, как мы думали, денежные счеты ведет Тиссонье и через него они получают деньги. Мне удалось очень ловко намекнуть на это в разговоре, и Орест не только не отрицал, но даже вполне подтвердил, что получает деньги от Тиссонье. Он, казалось, как будто был озадачен тем, что я знаю об этом, но затем озадачил меня, в свою очередь, тем, что… нет, даже испугал…

– Испугал?

– Да. Он, оказывается, и на самом деле, очень умен и хитер. Свою роль он играл превосходно; дай мне тысячи, и я не узнала бы, что он притворяется, – так натурально он держал себя и казался простоватым и пьяненьким. Но он уже раньше, в начале нашего разговора, вдруг довольно некстати упомянул о Марии Антуанетте, а затем, как ты думаешь, что он затем сказал мне?..

– Ну говори скорее?

– Он сказал мне, что считает себя историческим лицом, потому что судьба сводит его с такими историческими людьми, как, например, Жанна де Ламотт.

Жанна вздрогнула и быстро проговорила:

– Неужели господа иезуиты так хорошо осведомлены, что успели узнать такие подробности?

– Вот поэтому я и думаю предложить тебе, – стала было говорить княгиня Гуджавели, – не лучше ли отказаться от борьбы с этими людьми? Иезуиты слишком сильны, и наша борьба с ними была бы слишком неравною.

– Напротив! – воскликнула Жанна, – это-то меня и прельщает; чем сильнее и искуснее противник, тем больше удовольствия бороться с ним. Если этот господин Орест так хитер и умен, тем лучше… постараемся как можно скорее приняться за него.

– Как же мы примемся?

– Будь покойна: самым верным путем для истинно вражеского нападения…

– И этот путь?

– Дружеские сношения… Я начну с того, что вступлю с этим Орестом в дружбу…

– Ох, лучше бы нам остаться в Крыму! – вздохнула княгиня Гуджавели.

– Как же ты можешь говорить так? Мы были в Крыму заживо погребены, а теперь здесь, ведь это же – жизнь!.. Неужели ты не находишь этого?..

Жанна действительно не могла понять жизнь иначе, как непрерывную цепочку интриг, и если эта нить почему-либо прерывалась, для Жанны прекращалась и сама жизнь.

Приехав в Петербург и сразу же попав в блестящий круг столичного общества, Жанна почувствовала себя как рыба в воде, как птица в воздухе, и оказалась наверху блаженства, когда могла запутаться в деятельности общества восстановления прав обездоленных, в особенности, когда получила, так сказать, специальную миссию и нешуточную, потому что борьба с орденом иезуитов, да еще с преследованием чисто материальной цели, была далеко не шуткой.

Для того чтобы вступить в предварительные, так сказать, сношения, вроде рекогносцировки с агентом противного лагеря, то есть с Орестом Беспаловым, Жанна с княгиней Гуджавели написала ему записку с приглашением на общественный маскарад.

Саше Николаичу тоже, кстати, было послано такое же приглашение. К нему у Жанны было, так сказать, личное дело. Она взяла на себя разговор с ним и для этого оделась в белое домино. Княгиня же Гуджавели должна была, как говорится по-русски, вести переговоры с Орестом, для чего и надела черное домино.

37. Как жилось в богатом доме Дука

На другой день Жанна сидела за утренним кофе с княгиней Марией: они были одни. Дук вставал гораздо раньше и, поднявшись по своему обыкновению, уехал по делам… Княгиня Гуджавели не выходила к кофе в общую столовую, а пила его у себя в спальне, лежа в постели.

Столовая выходила окнами в сад, окна были растворены, и через них проникали запахи цветника, разбитого перед домом. День обещал быть жарким, но в большой столовой, где сидела Жанна с княгиней, было прохладно и хорошо.

Княгиня Мария задумалась.

Давно ли, в сущности, она была воспитанницей бедного, ничего не значащего чиновника, жила в трех комнатах убогого домика и шитьем зарабатывала гроши, чтобы сшить себе дешевое платьице или купить какую-нибудь косынку, о которой давно мечтала?!

А теперь? Теперь прежние ее три комнаты могли свободно поместиться в одну эту столовую с высоким резным дубовым потолком, увешанными фарфоровыми тарелками и серебряными блюдами стенами? Теперь же, стоит ей только захотеть – и лучшие наряды немедленно появятся в ее и без того огромном гардеробе.