Жанна Ладыжанская и тайна трёх пицц

Морсик чуть от лая не разорвался, увидев столько народу. А я наоборот – потеряла голос.

На пороге стояли три поросёнка. В смысле Лапшин, Корнеев и Степанов. И в руках у них было… разное. Папа присвистнул и перехватил у Толика торт.

– Я… пойду поставлю чайник, – сказал мой папа и сбежал.

Так как голос я по-прежнему не обрела, меня заместил Корнеев:

– Проходите, пацаны, – сказал он, отодвинул меня в сторону, посадил на пуфик и успокоил: – Мы аккуратно, Жан.

Раздался треск. Это лопнула моя психика. Но не вполне. На самом деле это Степанов сдёргивал полиэтилен с какой-то конструкции. Перед моими глазами возникли коробки с отверстиями, трубы и трубочки, обмотанные бечёвкой, тазик, выстланный какой-то тряпкой, площадка из непонятного меха…

Короче, я несильно заплакала. Они не сразу заметили, потому что были заняты сборкой. А когда заметили, Степанов уронил пассатижи на ногу Лапшину, а Корнеев пробормотал:

– Жан, ты… это… Если ты про пиццы, то никто на тебя не думает.

– Я Толяну рассказал, – предупредил Степанов, почёсывая Морсика за ухом. – Я потом, как денег скоплю, снова команды соберу.

– Похаваем! – расплылся в улыбке Лапшин. – Я тоже рассказал. Я вложусь.

– Ты же…

Тютя! Чуть не брякнула я, но прикусила язык. Лапшичкин был такой гордый и радостный, что…

Я расхохоталась. И все вздохнули с облегчением. А Толик поймал Чуму и водрузил её на ворсистую площадку.

– Я давно хотел тебе лазанку подарить, – сказал он. – Только один всё как-то не мог доделать. Я подумал, что с твоими методами ты на «ЛаЖе» никогда не заработаешь.

Это мы ещё посмотрим! Если я придавлю своё хвалёное благородство, то, может быть, денежки потекут рекой. А так-то, конечно, если раскрывать дела и скрывать преступников, никогда не раскрутишься.

Чумичка, как сумасшедшая, драла когтями обмотанный верёвкой столбик. Я обошла конструкцию по кругу.

– А как вы эти верёвки приделали?

– Клеевым пистолетом, – сказал Степанов.

– Папа разрешил тебе брать клеевой пистолет? – Я поневоле округлила глаза.

Андрей усмехнулся:

– Я тебе больше скажу. Папа научил меня им пользоваться. Ты, наверное, решила, что мой отец… совсем…

Ну, что есть, то есть. И похоже, это взаимонаправленное решение.

– А он… – Степанов поискал слова, – не совсем.

– Понятно, – серьёзно ответила я. – А бечёвку откуда взяли?

– Это Игорь, – Андрей кивнул на Лапшичкина.

– Не украл, я надеюсь? – вырвалось у меня.

Все трое заржали.

– Бабушка купила, – объяснил Игорёк. – Я ей… всё… как на духу.

Вот это, конечно, пушка. Вот это Игорёк стартанул в новую жизнь.

– Был инфаркт? – Я потёрла плечи руками. – Она же… в порядке?

Лапшин почесал бровь, потом ухо.

– Она спросила, что она может сделать, – не без удовольствия вспомнил он. – И я сказал, что нужны материалы для лазанки. Ящики она попросила в магазине – нам бесплатно отдали. А бечёвку мы купили на хоздворе.

– А ты, Толик? – сказала я всё ещё немного предателю Корнееву. – Ты чем вложился?

Тут я вспомнила, что отобрала у него все немудрёные финансы.

– Папа! – Я побежала на кухню, Морсик с лаем рванул следом. – Мы немного денег Толику должны. Ты только Морсику торт не давай, ему нужно правильно питаться!

– Да? – спросил папа, глядя на коробки с лапшой. – Хорошо. Отдадим Толику денег. Тащи всех сюда.

Глава 19. Час икс дубль два

Когда все уселись за стол и вытерли молоко, которое Чумичка пролила, сунув голову в молочник, выяснилось, что Лапшичкина за столом нет.

– Фигасе! – раздался его восхищённый голос.

Мне пришлось на время оставить гостей и сходить на звук. Игорёк обнаружил мой офис.

Он рассматривал табличку детективного агентства «ЛаЖа».

– Обращайся, – сказала я. – У меня большой опыт расследований. Ни одного заваленного дела.

– Тогда ты неправильно называешься, – заметил Игорёк. – Только это не я так считаю, а Толик. Твоё агентство должно называться «ЖаЛо».

Я заинтересовалась. Вот тебе и очочки! Я думала, они моё агентство в грош не ставят…

– Буква «о», – вздохнула я. – Буква «о» никак не подходит, моя фамилия пишется через «а».

Лапшин засмеялся, как будто ему пирог на подносе вынесли.

– Толик так и сказал, что ты не согласишься. – Игорёк поводил глазами и, видимо, попытался воспроизвести слова Корнеева: – «О» – это вопль. Нет, выкрик. В смысле возглас. Типа «О! Жанна!»

– О, – сказала я. – Понятно.

– И это… методы у тебя… тоже…

Лапшин не завершил свою мысль, переключившись на пробковую доску над моим столом. В основном там были фотки Чумы и всякие изречения из моих любимых книг типа: «Берегись! Жизнь так коротка, а ты недостаточно серьёзна!»

– Можно я… – Игорёк робко протянул руку. – Возьму это на память?

– Запросто, – великодушно разрешила я.

И открепила с доски «Подозреваемого № 1», под которым были нарисованы три пиццы.

– Вот. – Я взяла фломастер и обвела самую маленькую пиццу в кружок, – так будет точнее.

– Да, – сказал Игорёк, – Полькину я бы не сдюжил.

– ЧТО?!

– Я… – Лапшин замялся. – Я её видел на мусорке. Я там прятался, чтобы Тимону пиццу передать. Но он меня кинул, Тимон. Не вышел вовремя. Я чуть и свою пиццу вслед за Полькиной не выбросил.