Жанна Ладыжанская и тайна трёх пицц

– Игорёк, – вздохнула я. – Всё будет хорошо. Тётя Наташа – мировой человек, она тебя простила. Я буду молчать, обещаю.

– Но… как же ты сама тогда? Ведь все на тебя думают.

Да уж, волевого поступка от Лапшина ждать не приходилось. Это только в кино нытики вдруг становятся сильны духом, гордо вскидывают голову и признаются в содеянном. Мол, пошли по кривой дорожке, был такой косяк.

– Мне без разницы, – заверила я. – Я сама себе думатель и оценщик. Друзей у меня нет, потерять я их не могу. Я одинока, как варан в аквариуме. Я – Жанна Лады…

Блин, опять меня понесло. На самом деле разница была. И ещё какая! Но самоутверждаться за счёт слабаков ещё ни один Ладыжанский себе не позволил. И я не стану. Пусть они живут, как хотят. А нам, обречённым на одиночество, нет дела до мирской суеты…

– СТОЯТЬ! – завопила я.

Суета всё же ворвалась в мою жизнь в виде Степанова и Корнеева с моим рюкзаком.

Толик отдал мне рюкзак и протянул какой-то листок.

– Это уравнения, – пояснил он. – Ты же не делала, наверное. Вдруг вызовут…

Это он мне при Степанове говорит. Мне – суперагенту – передают шпоры при всём честном народе.

– Толик-Толик… – протянула я.

Он смотрел на меня, не понимая, и вдруг…

– Жан, а я вспомнил, где у тебя кубок стоит. Ну, за красоту. На этом, на фортепьяно!

Полный финиш, Толик. А чего сразу не на контрабасе? Кстати, надо погуглить, чем пианино от фортепьяно отличается. Ну, чтобы понимать, на чём конкретно стоит мой Ленки Чижовой кубок.

– Ладно, – сказала я, невзначай забирая у Толика листок. – Если вы двое хотите сделать хоть что-нибудь хорошее в своей никчемной жизни, я советую вам Лапшина!

Толик с Андреем переглянулись.

– Я его сегодня на помойке нашла, – сообщила я.

И, по-моему, это всё объясняло.

– Мы должны за ним присмотреть? – догадался Толик.

Всё же Корнеев неплохо натренировался меня понимать. В целом, не такой уж он зацикленный на себе ботан – видит всё-таки, что у Игорька на лбу написано «присмотри за мной».

– Присмотреть, да. – Я одобрительно кивнула Корнееву. – И, может быть, подружиться. Не всем же влачить одинокое существование. Игорёк, кстати, на многое готов ради дружбы. Это я вам как профессионал говорю.

Краем глаза я заметила плывущую по коридору Полину-топ. Не объясняясь, я развернулась и ушла в туман. В смысле в класс. Поэтому не расслышала толком, как Толик сказал Андрею:

– Ты не подумай, она нормальная. Просто… вечно каких-нибудь помоечников опекает…

Глава 17. ТОП vs ЛаЖа

Работа поглотила меня целиком. Половину географии я просидела обдумывая ни разу не климатические пояса. Кто-то изобразил на задней доске пиццу и пожирающий её рот с двумя косами. Я заметила рисунок в середине урока, хотела встать и стереть, но… вспомнила, кто я. Профессионал. Носитель истинного знания. Жанна Ладыжанская. Я не унижаюсь до нелепых оправданий. Когда-нибудь им всем, этим беспечным художникам, будет стыдно. И я, так и быть, прощу их с высоты своего жизненного опыта. Но только не Полину-топ.

Она, кстати, на следующей перемене демонстративно стёрла рисунок под одобрительным взглядом Корнеева. Молодец, что я могу сказать. Отлично держит марку. Я таращилась на неё всю математику, не понимая, как так вышло, что она меня переиграла.

В конце концов математичка попросила у меня домашнюю работу. Я сунула ей под нос листок Толика и сказала, что тетрадь закончилась, а чистой дома не было, сегодня куплю, а папе я не могла позвонить, потому что он и так много работает и до тетради ли ему, а так вышло, что последнюю запасную тетрадь я отдала маленькому Лёше из двадцатой квартиры, и вот теперь… Вера Андреевна поскорее вернула мне листок, чтобы я захлопнула рот.

Я бросила благодарный взгляд на Корнеева, но он как раз склонился к Токаревой. Которая, поглядывая на меня, что-то шептала ему в ухо. Видимо, обсуждали план сохранения моей психики. И без того нестабильной, да ещё подорванной воровством.

После уроков я не выдержала и подошла к Толику сама. То есть нет. Это была не я, а профессионал во мне. Я уже знала всё необходимое, но… решение принять не могла.

– Постой-ка. – Я придержала его за рукав, чтобы посмотреть, дождётся ли Полина-топ Степанова.

Эту её тактику я давно раскусила. Токарева как бы случайно всегда задерживалась на крыльце, когда уроки заканчивались, и ждала «бэшек». Я прекрасно изучила её уловки, потому что сама часто задерживалась на крыльце. Ну, для сбора информации, вы понимаете.

Степанов выглянул в окно, увидел Полину и… ломанул к выходу как подорванный, да ещё и крикнул в дверях:

– Подожди, вместе пойдём!

Я закусила косу, чтобы выдержать удар. Если жизнь не начнёт хоть немного меня щадить, мои волосы укоротятся вдвое – я их просто когда-нибудь перегрызу.

– Иди, Корнеев, – сказала я. – Теперь мне уже без разницы, о чём вы там говорили с Полиной-топ.

– Понятно, – ответил Толик. – Но, вообще-то, она считает, что всё это надо забыть. Простить подозреваемых и закрыть тему.

– А ты что думаешь? – Мне было интересно его мнение, как будто у нас вагон подозреваемых.

– Я согласен. Я бы не раздувал.