Жар-книга

Как художественное произведение, «Цветочный крест» – занимательная литература второго ряда. Но в оболочку искусной стилизации завернуто самое настоящее чувство, исходящее даже не от сердца, а от всего «живота». По-моему, эта книга – почти готовый сценарий для фильма. Всяко лучше, чем экранизировать постыдное и пошлое графоманство «Оксаны Робски».

Но если бы наши кинематографисты хоть когда-нибудь брали книжки в ручки – было б другое кино!

2010

Куда течет река Ваенга?

Молодая певица Елена Ваенга на наших глазах из обычной способной артистки становится массовым кумиром. Процесс захватывающий и страшноватый.

Восемь лет тому назад, в Петербурге, я с телевизионной бригадой, снимавшей новости культуры, оказалась на сборном концерте «Весна романса».

Артисты, выступающие на таких концертах, как правило, производят впечатление тяжко больных людей, которым в бреду все чудится, будто они открывают в саду дивную калитку и попадают куда-то в позапрошлый век. К дамам в кружевных перчатках и мужчинам, которые плачут, расставаясь.

Если не болеть той же болезнью, слушать это невыносимо. Поскольку несчастные вкладывают в исполнение всю силу тоски о лучшей жизни, вздыхают и закатывают страдальческие глаза.

И вот, на таком концерте выходит никому не известная девушка. Тяжело топая, как солдат, большими ступнями, в глухом безнадежном платье. Начинает петь какую-то романсную ахинею явно собственного сочинения. Про то, что «А мне бы сани, а кони пусть летят сами, а мне бы ночку-другую, не променяй меня на другую!». Примерно такую же ахинею, как и сейчас, ведь все песни Ваенги – это, собственно, одна песня.

При этом она стоит у микрофона как приваренная, и только машет крупными руками, пытаясь выразить терзающие ее чувства.

И с нами, со зрителями, что-то происходит.

У нас начинается волнение. Мы, черт побери, вдруг понимаем, что сани, которые летят сами, – это здорово, и мы бы не прочь в таких санях лететь, да ведь и летали, когда были молодые! Нас пробирает какое-то странное чувство – тревога, смешанная с радостью и узнаванием чего-то забытого и родного. Как в одной песне Башлачева: «Да что там у тебя звенит? Какая мелочишка? – Душа, брат, у меня звенит. Обычная душа…»

Елена Ваенга вышла под стук своих шагов, а ушла, сопровожденная бешеными аплодисментами. Это была чистая победа.

Душа звенит! Каким-то печально-счастливым, горько-любовным звуком. И этого оказалось достаточно, чтобы посрамить все ухищрения нашего шоу-бизнеса, просто – выкинуть всех кукол на помойку. Ваенгу действительно выбрала широкая публика. Самым демократическим путем.

Ни одна песня Ваенги мне не нравится в полном смысле этого слова. Их какое-то безумное количество, чуть ли не пятьсот или даже больше. Их мелодии однообразны, а слова зачастую безвкусны. «А я узнала интересный момент, что и Матисс, и Ван Гог, и Дали, курили таба-табак, употребляли абсент и кое-что, кстати, тоже могли». Эдакий набор пряностей для продавщицы, тянущейся к прекрасненькому. Вообще флер образованности, накинутый на тексты песен – самое неприятное, может быть, что в них есть. Уж лучше суровая, народная простота, чем жеманная манерность как бы культуры. (Один из признаков этой жеманности – стремление щеголять красивыми иностранными фамилиями.)

У Ваенги хороший, хоть и небольшой, голос, отличное музыкальное образование, но мещанское жеманство чувствуется и в манере пения. В чрезмерной и однообразной эмоциональности, которая несоразмерна содержанию пропетого, в экзальтированной жестикуляции, в полном отсутствии грации (грация – это когда на любое движение тратится ровно столько энергии, сколько нужно).

И все-таки она мне нравится, она меня трогает, она меня завораживает, эта девушка из Североморска, взявшая себе как псевдоним название реки.

Река «Ваенга» довольно чиста, но не слишком глубока. Артистка так и осталась «неотшлифованным алмазом», самоделкой ручной работы – но контекст (шоу-бизнес) так ужасен, что эта неотшлифованность и самодельность резко возросли в цене. Ваенга страстно хочет власти над сердцами – и готова платить настоящую цену: петь живым голосом, плакать, страдать, работать на сцене по три часа с лишком.

Ваенга – это победа Севера. Строгого, работящего, терпеливого, умного, страдальческого, волевого Севера. Не в текстах песен дело – в самом звучании голоса, рисующего нам любимые картины северной жизни в серо-синих тонах: холодное море, суровые реки, заснеженные берега, деревянные церкви… И живые, сильные люди, которые умеют любить и страдать. Недаром Ваенга поет: «Моя запорошенная душа…» Есть, действительно, в ее голосе словно бы тема растаявшего снега, бегущего ручейком. Она будто бы и сама оттаяла, отогрелась, оттого и поет с таким жаром, все-таки сохраняя при этом неизбывную северную грусть.

Душа звенит, обычная душа…

После Тани Булановой, тронувшей своими заплачками сердце зрителей в начале 90-х годов, это первый случай естественного возникновения настоящего народного кумира.