Жар-книга

– Давай отведем его обратно.

– Прекрасный, добрый юноша! – восклицает Иван. – Обождите минутку! Я так долго мечтал встретить вас! Когда я собрался в Россию, мои друзья отговаривали меня от этого – как они говорили – бесполезного путешествия. Они утверждали, что я больше не найду в наша Раша, в нотр святая Рус ничего из того, что я любил здесь когда-то. Там больше нет – лгали они мне – бледных юношей, мечтающих изменить мир, и никто больше не спорит с Богом о черте и не пишет Прекрасной Даме… Клевета, подумал я. Клевета. Хорошая работа никогда не пропадает бесследно, а здесь, в наша Раша, трудились настоящие мастера. Мастер Гоголь! Мастер Достоевский! Мастер Блок! Я не внял наставлениям, и вот я здесь и вижу вас. О счастье, о радость!

– Эмигрант? – коротко спрашивает Федя.

– Пытливый путешественник, – отвечает Иван.

– Слушай, – говорит Варя подруге. – Надо зайти к нашему старику, рассказать, где мы собачку похоронили. Мы обещали.

– Все, это без меня, – злится Ксана. – Иди сама. Он вообще ничего не соображает, ты что, не поняла?

– Нет, он соображает, но волнами. Волна ясная, волна темная. Напоминаю, что мы обещали.

– Я не пойду.

– Очень печально, что нация, к которой я принадлежу, – говорит Варя, – отличается чертами и свойствами, которые я ненавижу. Например: лживость, вороватость и невыполнение обещаний.

– Я, кстати, наполовину украинка. Я наполовину отделилась вообще!

– Да, отвечает Варя, – украинцы меньше врут. От лени. Им лень что-то скрывать, оправдываться. Им не нужно создавать привлекательный образ себя, потому что они уверены, что и так прекрасны. Это заблуждение. Что касается выполнения обещаний…

– Все, я иду. Достала!

– Домой пора, – говорит Эльвира Юре. – Животных моих кормить. Пошли на вокзал. Я сегодня с утра бегаю.

– Ты на поезде?

– С Балтийского. Пошли, я там тебе кое-что… найду. Место знаю.

Дети идут к вокзалу.

– А ты все-таки кто по национальности? Мне без разницы, честно.

– А ты приезжай к нам, я тебе расскажу. На лошади прокачу. У меня тарзанка есть, покрутимся. Ты водку пьешь?

– Нет, никогда, и не буду.

– У меня две бутылки закопаны. На свадьбе нашла, у нас свадьба была у соседей.

– Ты и у соседей… находишь? Это нельзя – у соседей…

– Да у них столько было! Весь поселок три дня пил, еще осталось!

– Нельзя у соседей, – упорствует Юра.

– А на рынке можно? Какая разница? Мы все соседи!

– На рынке им ничего не будет от одного помидора. А у соседей воровать – это вообще…

– Что «вообще»? Говори, договаривай, – сердится Эльвира.

– Ты на себя переложи. Пришли бы к вам соседи и ваши вещи… нашли. Тебе бы как, понравилось?

– Я с ним как с человеком, – поразилась Эльвира. – Хожу, гуляю… Кормила его… Вот связывайся, с вами, с русскими.

– Русские тебе не нравятся – живи со своими.

– Вы предатели! – крикнула Эльвира. – Знаю я вас! Все загребут, всех используют, а потом кинут – и ты же сам виноват у них.

– Я пошел, – отвечает Юра.

– Поверьте, я сам – старый революционер, – говорит Космонавтов. – Диссидент, можно сказать, – прирожденный отщепенец. Я всегда был против. Как что случится – я тут, и я против. Одинокий и гордый, как Люцифер! Но вот что я вам скажу, молодые люди. Есть хорошая эфиопская пословица: не хватай леопарда за хвост, а если схватил, то не отпускай. А вы дергаете леопарда за хвост, потом отпускаете, и неудивительно, что он вас – хам! – и сжирает. Смелее надо! Проще, грубее и тверже! Слушайте реальных людей, берите у них реальные бабки и валите власть…

На этом месте речь Космонавтова пресеклась – Федор зашел к нему за спину, нажал пальцами за ушами, и тот вырубился.

– Достали провокаторы, – объяснил Федя Лере. – Пусть отдохнет. Зачем ты его мне притащила?

– Никакой он не провокатор, – сказала Лера, – просто болтун.

– Ты опускаешься, – говорит Федя, – опускаешься ниже и ниже. Глазам больно смотреть на тебя. Как только связалась с Максимом, стала опускаться. Благородным людям нельзя связываться с низшими организмами. Пойми, Максим из другого мира! Он оттуда, где есть какие-то уик-энды, где кривоногие уроды ездят на джипах не с женщинами, а с телками, где говорят на собачьем языке… Там нет, не может быть ничего, что оправдывает жизнь человека, – ни настоящего труда, ни творческого гения, ни поиска веры, ни чистоты, ни благородства! Никто из этих кабанов никогда не мечтал стать хоть на крошечку лучше! Они лопаются от самодовольства! И ты – звезда, божество, сама красота, – ты идешь к ним учить собачий язык, тратить их поганые бабки на поганые тряпки…

– Ты мне письма писал, а он подошел и взял, как хозяин. Почему ты меня отдал?

– Я дрался, – отвечает Федя, – руку ему прокусил… Ты мне истерику закатила. Кричала, что любишь его, а я придурок. Лера, брось его. Пусть он женится и сидит с пулеметом в Озерках.

– Федя, я не могу, – отвечает Лера. – Ты не знаешь… Я беременна, мне завтра в больницу на аборт… Он мне даже денег не дал! Нашла по дешевке…

– Он говорил – вы давно не встречаетесь.