Жар костей не ломит (СИ)

— Готовьтесь лучше, если не хотите всю жизнь вкалывать за копейки, — заявил он, заняв монументальную позу в центре класса. Одна рука засунута в карман передника, другая сжата в кулак и выставлена перед собой. Не иначе, Сократ, выступающий перед учениками.

— Учитесь, если не хотите стать такими, как я, — прошептал Дюша.

Пашка, стоявший рядом, не выдержал и заржал.

— Бурмистров, сегодня после занятий поможешь стружку убрать.

— Аркадий Борисович, а чего я-то?

— Больно много ржешь.

— Мне на треньку надо.

— Успеешь на свою треньку заодно разомнешься с веником в руках. Так сказать, прогреешь мышцы для пользы.

Школьные заботы затянули с головой, но это не означало, что я забыл про странные сны, про новые теории. Просто отложил их в дальний ящик, до поры до времени. Убрал все загадки кроме одной единственной по фамилии Володина.

Я бы и эту тайну был рад спрятать подальше, однако снежная королева своим присутствием отравляла каждый день.

О юный рыцарь… Что это, нелепое совпадение? Только не в случае с Мариночкой — уж слишком хитра и изворотлива была тварь. Привыкла бить прямо в цель со свойственной ей иезуитской беспощадностью. Правда в случае со мной немного просчиталась, не учла того фактора, что за прошедшие годы Синицын мог позабыть. Я и забыл, но сон напомнил: пустой фотоальбом с одной единственной фотографией внутри.

Храбрый рыцарь… да мало ли кто мог так называть меня в далеком-предалеком детстве. К примеру, мама… Хотя нет, мама не могла. Никто не мог, учитывая совсем не рыцарский характер Никиты Синицына. Никто не мог, кроме девушки по имени Даша.

Это было наше с ней — слишком личное, чтобы делиться с окружающими. И откуда только прознала, ледяная стерва? Понять бы…

Очень хотелось схватить Володину за грудки и хорошенько потрясти, потребовав немедленного ответа. Только я знал, чем это закончится: очередной обструкцией со стороны коллектива: «Никита плохой, Никита хулиган, Никита снова Мариночку обижает». Нет, здесь действовать нужно по-хитрому, выждав удобный момент. Не все прекрасной Мариночке в одни ворота играть, мы тоже кое-чего умеем. Просто нервы порою не выдерживают.

Стиснув волю в железный кулак, я затаился. Вел себя настолько тихо и спокойно, что даже Агнешка почуяла неладное.

— Никит, с тобой все хорошо? — спросила она на одной из перемен.

— Да.

— Выглядишь как-то странно. Если пукнуть хочешь, выйди в коридор.

Ковальски очень старалась соответствовать общепринятому статусу девочки. Еще три года назад она бы непременно употребила слово пернуть или того хлеще — срать. И услышала бы в свой адрес:

— Нельзя так выражаться, ты же девочка.

Извечное «ты же девочка» преследовало Ковальски постоянно:

— Нельзя мальчиков бить, ты же девочка.

— Нельзя в носу ковыряться, ты же девочка.

— Нельзя колготки поправлять у всех на глазах, ты же девочка.

Окончательно Агнешка поняла истину данных слов, когда под школьным пиджаком выросла грудь, а дворовая пацанва перестала видеть в ней равную. Появились странные подколы и ужимки, а рыжий Сеня так и вовсе попытался схватить за зад, за что и получил промеж глаз.

Агнешка сильно преобразилась в последние годы, но кое-что осталось неизменным: это ее дурацкая прямота ни к месту. Пукнуть — это же надо же такое ляпнуть.

За спиной засмеялся довольный Дюшес.

— Не бзди раньше времени, Синица, сдадим экзамены. Где наша не пропадала.

Агнешка тут же обернулась:

— Соломатин, а ты чего ржешь? Совсем страх потерял перед экзаменами? Синицын в отличии от тебя в математике шарит, а ты до сих пор понять не можешь, почему одна пятая больше одной десятой.

— Все я понимаю, — насупился Дюша. — Просто нахрена сложности выдумывать — черточки всякие. Нет, чтобы сразу взять и поделить. Для наглядности записать в десятичном виде через запятую, а так путаница получается… десятка же больше пятерки.

— В знаменателе Соломатин, в ЗНА-МЕ-НА-ТЕ-ЛЕ! И путаница в голове только у тебя одного. Двенадцатый класс, а до сих пор элементарные вещи понять не можешь.

Агнешка сильно преувеличивала. С треклятыми дробями Дюша разобрался, вот только дались ему эти знания с превеликим трудом. В следствии чего возникла основная претензия к математикам: зачем записывать число дробью? Нахрена?! Ну ладно еще в ледниковый период, когда люди пытались по-честному разделить тушу мамонта. Там доли были нужны, но в современном мире, где есть калькуляторы и компьютеры. Зачем число писать через черточку?

Подлил масла в огонь наш трудовик. Он как-то раз заглянул в кабинет математики, ну Соломатин не будь дураком и спроси:

— А вы дробью хоть раз в жизни пользовались?

На что Аркадий Борисович ответил честное «нет». Добавив, что по жизни пацифист, предпочитающий огнестрелу сталь ножа. Нужный эффект был достигнут: класс разразился хохотом, а математичка с рассказами о важности дробей была посрамлена. Соломатин выиграл свою маленькую войну. Никто так и не смог убедить упертого парня, что обыкновенная дробь — это вещь необходимая, а не математический архаизм.